— Трое? — удивился Тарзан.— Их там теперь семеро.
— Боже милостивый! — воскликнул Смит Олдуик.— Уже семеро!
— Не могли бы мы разжечь костер? — спросила девушка,— может, пламя отпугнет их?
— Не думаю, что это нам поможет,— ответил Тарзан.— Мне пришла в голову мысль, что эти семеро львов несколько отличаются от других, хорошо мне известных, и, возможно, именно те самые, вначале так меня озадачившие, следы человека становятся легко объяснимы — люди шли вместе со львами, навестившими сегодня нас. Они и сейчас там, с теми семью львами.
— Это невозможно! — воскликнул Смит Олдуик.— Львы разорвали бы их на куски.
— Что заставляет вас думать, что там находятся люди? — удивилась девушка.
Тарзан улыбнулся и покачал головой.
— Боюсь, что вы не поймете меня,— ответил он.— Вам трудно будет что-либо понять, это выше сил. Но я чувствую — по крайней мере один человек там присутствует.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил офицер.
— Хорошо,— ответил Тарзан.— Если вы родились без глаз, вы не могли бы понять то впечатление, которое достигается посредством зрения, например, цвет был бы вам неизвестен и непонятен, а поскольку вы родились без чувства обоняния, я боюсь, вы не сможете понять, почему я уверен в том, что среди львов находится человек!
— Вы хотите сказать, что вы чувствуете запах человека? — заключила девушка.
Тарзан утвердительно кивнул.
— Тем же способом вы сосчитали количество львов? — спросил юноша.
— Да,— подтвердил Тарзан.— Не бывает двух львов с одинаковым запахом.
Молодой человек покачал головой.
— Нет,— сказал он.— Я не могу в это поверить.
— Я сомневаюсь в том, что львы или человек находятся здесь специально для того, чтобы повредить нам,— сказал Тарзан,— потому что ничто не мешало им сделать это давно, как только они этого захотели бы. У меня есть предположение, но оно крайне абсурдно.
— Какое же? — поинтересовалась девушка.
— Я думаю, что люди и звери здесь для того,— ответил Тарзан,— чтобы помешать нам идти туда, куда они не хотели бы, чтобы мы попали. Иными словами — мы под наблюдением и, возможно, пока мы не пойдем туда, куда им не хочется нас допустить, они не станут нас беспокоить.
— Но как мы узнаем, куда нам не следует соваться? — спросил Смит Олдуик.
— Этого мы знать не можем, можем только догадываться,— ответил Тарзан.— А дело обстоит так: место, которое мы ищем, и есть то самое, к которому таинственные люди не хотят нас подпустить.
— Вы имеете в виду воду? — поинтересовалась девушка.
— Да,— ответил Тарзан.
Некоторое время они сидели молча, изредка тишина за стенами пещеры нарушалась осторожными звуками движения. Так прошел, наверное, час. Человек-обезьяна тихо поднялся и извлек свой нож из ножен. Смит Олдуик дремал, облокотившись о каменную стену у входа в пещеру, девушка, изнуренная возбуждением и усталостью прошедшего дня, впала, наконец, в забытье сна. Мгновением позже Тарзан поднялся на ноги. Смит Олдуик и Берта Кирчер подскочили от неожиданно раздавшегося снаружи грозного громоподобного рева и от шума топочущих ног, бегущих к ним.
Тарзан-обезьяна стоял прямо перед входом в пещеру с ножом в руке в ожидании нападения. Он не был подготовлен к таким согласованным действиям противника; как теперь понял, атака была предпринята после долгого наблюдения за ними.
Тарзан почуял раньше, что некоторое время тому назад много других людей присоединились к тем, кто был со львами возле пещеры. Поэтому он и насторожился, поднявшись на ноги. Тарзан сделал это потому, что знал — львы и люди осторожно подкрадывались к нему и его товарищам. Он мог бы легко избежать этой нежелательной ночной встречи, так как по изрезанной трещинами поверхности скалы, возвышающейся над входом в пещеру, такому хорошему альпинисту, как человек-обезьяна, ничего не стоило взобраться наверх без труда. С точки зрения общепринятых человеческих норм было бы умнее попытаться вовремя скрыться, ибо Тарзан знал, что в таких неблагоприятных условиях даже он беспомощен, но он остался стоять на месте, и я сомневаюсь, мог ли он сам сказать, почему так поступил...
Тарзан ничем не был обязан двум белым попутчикам: ни долг, ни дружба не связывали его с девушкой, спящей в пещере. Он больше не мог быть защитником ее и ее компаньона. Однако что-то удерживало Тарзана здесь, принуждая к бессмысленному самопожертвованию. Не мог он бросить своих спутников одних, и все тут.
У Великого Тармангани даже не было никакого желания нанести хоть один удар для самозащиты. Да и возможности такой не представилось. Настоящая лавина зверей навалилась на него, и сразу же свалила на землю. Падая, он головой ударился о каменный выступ скалы. Яркие искры вспыхнули перед глазами, и все погрузилось во мраке забытья.
Был уже день, когда человек-обезьяна пришел в сознание. Первое смутное впечатление в его проясняющемся сознании — были беспорядочные дикие звуки. Они постепенно выкристаллизовывались в рычание львов, а потом мало-помалу к нему возвратились воспоминания, предшествовавшие удару, лишившему его чувств.