Читаем Татарская пустыня. Загадка старого леса полностью

Пройдя сотню метров, полковник огляделся вокруг. И, будучи уверен, что Бернарди его больше не видит, зажег фонарь и направил свет на себя. Затем он медленно и осторожно – так медленно, словно боялся спугнуть кого-то или разрушить драгоценные, хрупкие чары, – повернул голову и посмотрел через плечо.

К полковнику вернулась тень. Да, сомневаться не приходилось, это была именно его тень, та самая, знаменитая тень Себастьяно Проколо. Она лежала у его ног и точно срослась с землей.

Глаза полковника озарились радостным блеском, однако, чтобы тень не слишком задавалась, он сдержал улыбку, которая уже готова была заиграть у него на губах, и пошел дальше.


Вот, пожалуй, и все достоверные сведения, которыми мы располагаем. Каким образом духам удалось вылечить Бенвенуто – неясно. Ни сам мальчик, ни мы, ни кто-либо еще никогда, наверное, этого не узнает.

Глава XXXV

Когда Бенвенуто еще болел, грузовик забрал последнюю партию хвороста, собранного духами Старого Леса. После этого на опушке больше не появлялось аккуратно сложенных вязанок. Могуществу Себастьяно Проколо пришел конец. Даже в долине, где о полковнике в свое время ходило столько слухов, люди почуяли, что жизнь в лесу потекла по другому руслу. И если прежде Проколо побаивались, а многие вообще наделяли его дьявольскими чертами и судачили, будто он обладает каким-то тайным знанием, то отныне жители поселка утратили к нему всякий интерес. И к началу зимы в Нижнем Доле, казалось, напрочь забыли о хозяине Старого Леса, словно Проколо уже давно отжил свой век, а может, он и вовсе не жил в тех краях. Его имя не внушало страха, и произносили его уже без опаски и суеверного трепета. Раньше люди опасались в открытую говорить о полковнике (как знать, чем это обернется, шептали они, ведь от такого человека чего угодно ждать можно), однако – именно поэтому, кстати, – он не выходил у них из головы, и особенно часто Проколо вспоминали в часы сумерек. Теперь же о полковнике стали отпускать шутки, а порой даже прилюдно высмеивали его, глумясь над его высокомерием и коварством.

Вероятно, Проколо знал обо всем этом (он ведь часто улавливал то, что обычные люди почувствовать не могли). Как бы там ни было, известно, что после болезни Бенвенуто полковник стал чаще наведываться в Старый Лес.

Лес тоже переменился, и дело было не в том, что духи перестали выходить из деревьев, принимая облик зверя или человека, и не в том, что Бернарди больше не показывался на глаза. В лесу чего-то не хватало. Оживление, которое прежде царило в чаще, угасло, и жизнь замкнулась внутри стволов. Обретя наконец долгожданный покой, духи не покидали своих елей, сидели там и вели счет годам. А полковник между тем кружил по лесу, пристально вглядывался в деревья и травы – это напоминало его последний день перед уходом в отставку, когда он, прощаясь с полком, зашел в казарму и понял, что стал посторонним и впредь ему здесь не отдавать распоряжений; уважение солдат и власть, заработанные по́том и кровью за долгие годы службы, канули, улетучились, а солдаты, которых еще вчера бросало в дрожь от одного лишь взгляда командира, не ставят его ни в грош и, наверное, завтра даже не поздороваются, встретив его на улице.

Ели-великаны, царственные деревья, напоенные силой прожитых столетий, и щуплые кустики, которые, казалось, из последних сил цеплялись корнями за землю, и тени, и шелест ветвей, и неприметные, плохо протоптанные тропки, птичьи трели, запах смолы и влажной почвы, странные, далекие голоса, блуждавшие порой по безлюдным уголкам леса, и даже священная, строгая тишина – все это, полковник чувствовал, отныне перестало принадлежать ему. Он шел сквозь чащу точно гость, его власть была фикцией, он не мог использовать своих богатств. То ли дело раньше: он шел гордой поступью полноправного хозяина, пусть ненавистного и проклятого всеми, но хозяина.

Его взгляд скользил по исполинским деревьям от самого их основания, утопавшего в густой, вязкой тени, до макушек, которые упирались в небо, колышась под ветром. Случалось, полковник забредал в совсем глухие места и тогда, бросая по сторонам испытующие взгляды, принимался звать: «Бернарди! Бернарди!» Проколо хотел по крайней мере поговорить с ним, узнать, отчего духи так внезапно исчезли. Но никто не откликался. И только вершины деревьев шумели, шепча и вздыхая, словно морской прибой.

Глава XXXVI

Пришла зима 1926 года. Бенвенуто вернулся в пансион и снова стал кататься на лыжах, тренируясь в свободное от занятий время в ложбинке, которую приглядел еще в прошлом году. Порой туда прилетал и Маттео.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Фосс
Фосс

Австралия, 1840-е годы. Исследователь Иоганн Фосс и шестеро его спутников отправляются в смертельно опасную экспедицию с амбициозной целью — составить первую подробную карту Зеленого континента. В Сиднее он оставляет горячо любимую женщину — молодую аристократку Лору Тревельян, для которой жизнь с этого момента распадается на «до» и «после».Фосс знал, что это будет трудный, изматывающий поход. По безводной раскаленной пустыне, где каждая капля воды — драгоценность, а позже — под проливными дождями в гнетущем молчании враждебного австралийского буша, сквозь территории аборигенов, считающих белых пришельцев своей законной добычей. Он все это знал, но он и представить себе не мог, как все эти трудности изменят участников экспедиции, не исключая его самого. В душах людей копится ярость, и в лагере назревает мятеж…

Патрик Уайт

Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза