Читаем Татарская пустыня. Загадка старого леса полностью

Жестокая вьюга набирала силу, но полковник не отступал. Очевидно, он боялся упустить драгоценное время и не успеть: от его хладнокровия и выдержки не осталось и следа, копнув три-четыре раза в одном месте, он кидался в другое, потом возвращался обратно и после этих метаний перескакивал на третье место. Ветер трепал широкие полы его шинели и, запутавшись в них, протяжно выл.

Движения полковника становились все медленнее, а ветер между тем бушевал, набирая силу. Вдруг Проколо прекратил копать, разогнул спину и, изнуренный напрасными поисками, оперся на лопату. Впервые за пятьдесят шесть лет он сутулился.

Потом он зашагал в глубь балки и там наконец встал, прислонившись к ели. Плясала пурга, снег бешено вертелся под деревом, нагромождая сугробы, и за считаные минуты сапоги полковника совсем замело.

Проколо решил подождать, пока буря стихнет, и стоял, распрямив плечи, сжав в левой руке лопату. Ветер растрепал ему усы, и все же под шквалистыми порывами полковник то и дело пытался привести их в порядок. Однако вскоре забросил и эти попытки.

Глава XXXVIII

По-видимому, без пяти минут двенадцать весть разнесла по лесу зайчиха: «Полковник умирает». Слух разлетелся мгновенно, проник даже в самые глухие уголки Старого Леса, спустился в долину, откуда быстро просочился на луга и просеки, успев коснуться горных хребтов.

Птицы, стряхнув с себя сон, высунули из-под крыла голову и начали в недоумении щебетать. Весть подхватили белки, лисицы, сурки и прочие звери, которые вмиг очнулись от зимнего оцепенения. Им вторили ветры, хотя те и намеревались не тревожить лес до начала нового года. Встрепенулся Эваристо, который, как водится, отдыхал, и полетел разносить новость по окрестностям.

В долину Лентаччо, к кромке леса, сбежались звери, и даже те из них, кто враждовал между собой, друг друга не трогали. Рассказывают, из темной чащи пришел старый медведь, последний представитель рода, ему тоже стало любопытно посмотреть, как умирает Проколо. Отовсюду слетелись птицы и устроили на деревьях перепалку, оспаривая лучшие места для наблюдения. Явились и духи Старого Леса, не все, правда, – для всех балка оказалась бы слишком тесна. Духов собралось три или четыре сотни, и, вполне вероятно, среди них был Бернарди. Они притаились под елями, слившись с ночным мраком, чтобы полковник ни о чем не догадался.

И все же, как часто случается, самые любопытные из зайцев и белок, забыв про осторожность и нарушив уговор, подкрались поближе.

Ветер, поднявший бурю, присмирел. От грозных вихрей осталась лишь быстрая поземка, которая стелилась по снегу и тихонько насвистывала. Но Проколо не пошевелился. Его замело уже по колено, однако он по-прежнему стоял под елью и даже не выбрался из сугроба, точно стужа сковала все его тело.

Себастьяно Проколо действительно не мог больше двигаться. Мороз держал его в плену, отняв у полковника руги и ноги. Только его взгляд скользил по сторонам и выхватил из темноты неосмотрительных зайцев и белок. Вскоре полковник заметил всех, кто наблюдал за ним из чащи.

– Что тут происходит? – прогремел голос Проколо. – По какому поводу сборище? Неужто увидели что-то забавное?

По лесу пробежала дрожь, оробевшие звери бросились врассыпную. Послышался шорох, громко захлопали крылья.

– Полковник, – окликнула Проколо с вершины лиственницы сорока-часовой, которая тоже прилетела в балку. – Хочешь, я позову кого-нибудь на выручку?

– И ты здесь! – огрызнулся полковник. – Не суй нос в чужие дела, вот тебе мой совет.

– Полковник, – не унималась сорока, – в свете месяца я вижу, что твое лицо странно побледнело. С тобой приключилось неладное, полковник. Нужно непременно звать на помощь.

– Не лезь ко мне, – рявкнул Проколо. – Вспомни-ка лучше, как погиб твой братец.

– В таком случае прими от меня поклон, – сказала сорока, – я прощаюсь с тобой.

И, расправив крылья против месяца, полетела над макушками деревьев.

Вот она скрылась из виду. Проколо решил, что остался один, и сполз по стволу к подножию ели, свесив голову на грудь. Но звери, бесшумно ступая по снегу, вернулись в долину Лентаччо и снова принялись тайком разглядывать полковника. Ветер угомонился. Близилась полночь.

Наконец примчался Маттео.

– Полковник, чем это ты занимаешься? – загудел ветер, описав два-три круга над долиной.

– Видишь ли, стояли у меня здесь ловушки, – ответил Себастьяно Проколо, вмиг вскочив на ноги, – штуки три или четыре. Для лисиц.

– Ну а лопата зачем? – упорствовал Маттео. – Ты пришел спасти Бенвенуто, признайся уж, и теперь умираешь, причем зазря.

– Зазря? – упавшим голосом произнес Про-коло.

– Именно. Я тогда пошутил. Бенвенуто в пансионе, цел и невредим. Мне только хотелось преподнести тебе к празднику подарок, чтобы, услышав долгожданную весть, ты в радости встретил Новый год.

– Пошутил. И ты готов поклясться, что по-шутил?

– Клянусь, полковник. Я ведь не знал, чем эта шутка обернется, ты мне всегда говорил…

– Пошутил. Славная шутка! – воскликнул Проколо. – Как же я сразу не заподозрил…

– Напрасно ты все скрывал от меня, – оправдывался ветер, – я и предположить не мог…

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Фосс
Фосс

Австралия, 1840-е годы. Исследователь Иоганн Фосс и шестеро его спутников отправляются в смертельно опасную экспедицию с амбициозной целью — составить первую подробную карту Зеленого континента. В Сиднее он оставляет горячо любимую женщину — молодую аристократку Лору Тревельян, для которой жизнь с этого момента распадается на «до» и «после».Фосс знал, что это будет трудный, изматывающий поход. По безводной раскаленной пустыне, где каждая капля воды — драгоценность, а позже — под проливными дождями в гнетущем молчании враждебного австралийского буша, сквозь территории аборигенов, считающих белых пришельцев своей законной добычей. Он все это знал, но он и представить себе не мог, как все эти трудности изменят участников экспедиции, не исключая его самого. В душах людей копится ярость, и в лагере назревает мятеж…

Патрик Уайт

Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза