Театр эллинского искусства

В «Одиссее», выведя «длинноодеждную»[465] Елену «из спальни высокой» к пиршественному столу, поэт уже сам, не доверяя чужим глазам, уподобляет ее «золотострельной Артемиде»[466]. Я вижу в сравнении спартанской царицы с девственной богиней-охотницей прежде всего метафору красоты поражающей. Охотничий азарт и девственность — эти свойства Артемиды, между собой не имеющие ничего общего, — будучи поэтически соотнесены с Еленой, соединяются в представление о красоте, поражающей мужчин без малейшего ее желания или усилия. Поэтому она могла казаться, подобно Артемиде, неподвластной Афродите. Дар красоты Елене, собственно, не принадлежит, ибо красота — вселившаяся в нее и постоянно действующая божественная сила.

В древнейшей своей ипостаси Елена — растительное божество индоевропейского происхождения с полномочиями Артемиды — богини целомудрия, дающей счастье в браке и помощь при родах. В Спарте была Платановая роща, и в ней священное дерево Елены, вокруг которого девушки водили предсвадебные хороводы[467], посвящая свой ритуал Артемиде Ортии (Лунной). Впереди шла невеста-«Елена», и они славили ее, как славит Феокрит, вызывая в воображении эпиталамий[468], спетый девушками на свадьбе Елены и Менелая:

Нет меж ахеянок всех, попирающих землю, ей равной.Чудо родится на свет, если будет дитя ей подобно.Все мы ровесницы ей; мы в беге с ней состязались,

Возле эвротских купален, как юноши, маслом натершись,Нас шестьдесят на четыре — мы юная женская поросль, —Нет ни одной безупречной меж нас по сравненью с Еленой.Словно сияющий лик всемогущей владычицы-ночи,Словно приход лучезарной весны, что зиму прогоняет,Так же меж всех нас подруг золотая сияла Елена.Пышный хлебов урожай — украшенье полей плодородных,Гордость садов — кипарис, колесниц — фессалийские кони;

Слава же Лакедемона — с румяною кожей Елена.………………………………………………………………Первой тебе мы венок из клевера стеблей ползучихТам заплетем и его на тенистом повесим платане;Первой тебе мы из фляжки серебряной сладкое маслоКаплю за каплей нальем под тенистою сенью платана.Врезана будет в коре по-дорийски там надпись, чтоб путник,Мимо идя, прочитал: «Поклонись мне, я древо Елены»[469]

.

Их хоровод я представляю по «Хору спартанцев», которым Аристофан завершает «Лисистрату»:

Над Евротом дочери Спарты ведут хоровод.Разом в землю ногами бьют,Кружатся быстро.Косы порхают, как у вакханок,Поднявших в воздух легкий тирс.Дочь Леды впереди ихВедет веселый хоровод[470]

.

Из такого вот хоровода и похитил Тесей двенадцатилетнюю Елену[471].

Однако сколько бы ни было у Елены с Артемидой общих свойств и черт, на их фоне только яснее видишь их существенное различие: в Гомеровом эпосе Елена не богиня, а женщина. Могущественная красота не обеспечивает ей безусловного господства над мужчинами. Афродита внушила ей страсть к Парису. О бессилии людей перед желаниями богов знает, утешая Елену, мудрый Приам:

Ты предо мною ни в чем не повинна; виновны лишь боги,Против меня возбудивши плачевную распрю ахейцев[472].

Она же горько корит себя за супружескую измену и пытается сопротивляться Афродите, когда та увлекает ее в постель к Парису, чудом спасенному от гибели в единоборстве с Менелаем: «Что, беспощадная, вновь обольстить ты меня пожелала?» Но тщетно: у нее хватает сил только на укор:

Ты из сраженья вернулся. О, если б ты пал, укрощенныйМужем, сильнее тебя, тем, кто был моим первым супругом![473]

Вероятно, среди мест, где существовал культ Елены, был Лесбос[474]. У Сафо есть такие строки: