Читаем Театр эллинского искусства полностью

У Псевдо-Лукиана один персонаж на вопрос собеседника, какое из произведений Фидия на афинском Акрополе ему больше всех понравилось, отвечает: «Какое же другое, как не Афина Лемносская?» Составляя словесный образ куртизанки Пантеи (фаворитки Люция Вера) из прекраснейших черт знаменитых эллинских скульптур, он говорит: «Общий же очерк лица и нежность ланит, и соразмерность носа дадут нам лемносская Афина и творец ее Фидий»[304].

Сравним голову Лемнии с рассмотренной выше коринфской терракотовой головой Афины из Археологического музея в Олимпии (ил. 92, с. 199

). Там — кротость и скромность; здесь — надменный холод. Лик Лемнии более вытянут, с узким подбородком. Лоб затенен широко расходящимися от пробора волнистыми волосами. Почти прямые брови нависают над узкими глазницами. Нос длинный, безукоризненно прямой. Ланиты, контрастирующие с изумительным рельефом пышных коротких волос, действительно чудо как нежны. Но сочные губы маленького рта невозможно представить в улыбке. Нервные ноздри, изысканно очерченная верхняя губа, поднятая очень близко к кончику носа, и своевольно оттопыренная нижняя создают впечатление, будто Лемния недовольна чем-то, отвлекшим ее от размышления и заставившим повернуть голову.

Но сделаем поправку на бронзу. В инкрустированных глазах, сверкавших белками на темном бликующем лике, не было и намека на размышление. Только настороженное внимание. Не случайно до открытия, сделанного Фуртвенглером, считали, что «Голова Паладжи» изображает юношу. Не таков ли был Ахилл на Скиросе, когда хитроумный Одиссей, подложив оружие в девичьи безделушки для дочерей Ликомеда, узнал переодетого в женское платье сына Фетиды, который, услышав сигнал тревоги, инстинктивно потянулся к орудию убийства? Широкие плечи и неразвитая грудь дополняют андрогинность Лемнии.

Однако ее взыскательную к гражданам мужественность Фидий завуалировал тем, что она, немного наклонив голову, глядела не на них, а в сторону, на шлем, словно решая, не пора ли его надевать. Встретиться с ней визави было невозможно, потому что при взгляде сбоку шлем заслонял ее лицо. А лик Медузы глядел в противоположную сторону, тоже мимо стоявших перед Лемнией. Это освобождало их как от сиюминутного осознания гражданского долга, так и от страшных мифологических ретроспекций. Внимание сосредоточивалось на красоте статуи. По каннелюроподобным складкам длинного пеплоса взоры скользили вверх, поворачивали по диагональной Эгиде к правому плечу богини и пересекали ее силуэт, чтобы оказаться в воздухе между строгим ее лицом и шлемом — бронзовым ликом войны.

Я понимаю античных писателей, предпочитавших «Афину Лемнию» другим Фидиевым статуям Афины на Акрополе. В сравнении с застывшими в великодержавности колоссальными истуканами — Промахос и Парфенос — даже она, высокомерная и холодная, кажется полной жизни.

Помните, как, начиная с середины V века до н. э., вазописцы, изображая Диониса и Аполлона, подражали новшествам скульпторов? То же самое происходит с Афиной. Впрочем, множество ее изображений в роли воительницы

вряд ли говорит о возрастании интереса к ней как к богине войны, поскольку, кроме Гигантомахии, Афина почти никогда не предпринимает попыток воспользоваться оружием. Назначение ее доспехов, скорее, декоративное: Эгида даже в Гигантомахии — украшение. Воинские атрибуты просто указывают на боевой потенциал Афины и характеризуют ее как могущественную богиню, покровительницу героев и защитницу своего города[305].


Ил. 106. Мастер Кодра. Килик. 440–430 гг. до н. э. Диаметр 31 см. Берлин, Государственные музеи, Античное собрание. F 2537


Однако богиню, оснащенную шлемом, Эгидой, копьем и щитом, нелегко привести в живое взаимодействие с другими персонажами. Эту трудность вазописцы преодолевают двумя способами: они либо разоружают Афину, либо, сохраняя ее воинские атрибуты, иронически обыгрывают ее официозную статуарность, неуместную в изображаемом сюжете. Оба способа свидетельствуют о далеко зашедшем бытовом обмирщении ее образа. Ведь за сюжетами стояли заказчики расписных сосудов, которые, надо полагать, не возражали против художественных вольностей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 лучших художников Возрождения
12 лучших художников Возрождения

Ни один культурный этап не имеет такого прямого отношения к XX веку, как эпоха Возрождения. Искусство этого времени легло в основу знаменитого цикла лекций Паолы Дмитриевны Волковой «Мост над бездной». В книге материалы собраны и структурированы так, что читатель получает полную и всеобъемлющую картину той эпохи.Когда мы слышим слова «Возрождение» или «Ренессанс», воображение сразу же рисует светлый образ мастера, легко и непринужденно создающего шедевры и гениальные изобретения. Конечно, в реальности все было не совсем так, но творцы той эпохи действительно были весьма разносторонне развитыми людьми, что соответствовало идеалу гармонического и свободного человеческого бытия.Каждый период Возрождения имел своих великих художников, и эта книга о них.

Паола Дмитриевна Волкова , Сергей Юрьевич Нечаев

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение