Театр эллинского искусства

В аркаде патио римского палаццо Альтемпс можно видеть колоссальную статую молодого обнаженного Геракла (ил. 175). Он сидит на скале, подстелив львиную шкуру; левая рука опирается на палицу, в правой, протянутой вперед руке он держит яблоки Гесперид; на кудрявых волосах лежит повязка. Андрогинное лицо Геракла, немного наклоненное в направлении протянутой руки, обобщенно-идеально, бесстрастно. Тело же, напротив, моделировано с пристальным вниманием к индивидуальному сложению и позе героя. Непринужденное положение ног — правая прочно стоит на земле, левая чуть отведена в сторону, поджата и опирается на пальцы — напоминает бронзовую статуэтку Лисиппа «Пирующий Геракл»[368]. Тип «Геракла Альтемпс» известен по монетам, в основном южно-италийским, древнейший известный образец которых — серебряный статир из Кротоны, отчеканенный около 420 года до н. э.: молодой герой, короткие курчавые волосы которого обвиты лавром, сидит на скале, покрытой львиной шкурой, опираясь левой рукой на палицу, поставленную на скалу, и протянув лавровую ветвь над зажженным алтарем. Эллины полагали, что Филоктет пожертвовал лук Геракла храму Аполлона Алея в Макалле, откуда лук попал в Кротону, основание которой было предсказано Гераклом. Ветвь лавра указывает на очистительную и пророческую миссию Геракла, который назван на статире основателем Кротоны. Возможно, Геракл на кротонской монете и «Геракл Альтемпс» восходят к утраченной культовой статуе второй половины V века до н. э. в его святилище в Кротоне

[369].

Если бы у эллинов существовал жанр скульптурных памятников мифическим героям как выдающимся историческим деятелям, статуя в Палаццо Альтемпс могла бы считаться классикой жанра — памятником Гераклу как основателю Кротоны. Мемориальный образ героя надо было отвлечь от какого бы то ни было повествовательного сюжета, чтобы чувствовалась триумфальная завершенность всех его славных деяний, справедливым воздаянием за которые стало его посмертное принятие в семью олимпийских богов. Он заслужил того, чтобы вкусить наконец удовольствие ничем не нарушаемого покоя. В какой же позе, как не сидящим, можно было представить вечного скитальца, всю жизнь, не жалея сил, трудившегося во благо эллинов? К тому же сидящая фигура обычно воспринимается как господствующая над стоящими, идущими, бегущими. Помните килик Дуриса, на дне которого сидящему Гераклу подносит вино не кто иной, как Афина (ил. 95, с. 201)?

Позднеклассический скульптурный Геракл расстается с молодостью. Короткие взъерошенные волосы, сложный рельеф лба и щек, прямые брови, сходящиеся к сильно выраженной переносице, глубокие, прячущие взгляд глазницы, окладистая борода и усы, окружающие неплотно сомкнутые губы… Голова героя, обремененная опытом преодоленных трудностей, так тяжела, что, кажется, ему трудно держать ее прямо, да он и не пытается, при том, что телесная его мощь возрастает. Архитектура груди, диафрагмы, брюшного пресса поистине монументальна. Все это относится как к эрмитажному «Отдыхающему Гераклу» круга Скопаса, так и к колоссальному неаполитанскому Гераклу Фарнезе работы афинянина Гликона с оригинала, созданного Лисиппом или кем-то из его окружения. Но, хотя оба стоят перед нами обнаженные, у обоих есть палица, на которую наброшена шкура льва, и оба держат яблоки Гесперид, разница между Скопасовым и Лисипповым Гераклами существеннее всех этих сходств.

^{Ил. 176. Отдыхающий Геракл. Римская реплика II в. греческого оригинала IV в. до н. э. круга Скопаса. Мрамор, выс. 200 см. Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж. № ГР 26}

^{Ил. 177. Гликон. Отдыхающий Геракл. Ок. 200–220 гг. Копия с бронзового оригинала Лисиппа. Мрамор, выс. 317 см. Неаполь, Национальный археологический музей. № 6001}

«Принеся яблоки в Микены, Геракл отдал их Еврисфею, а тот в свою очередь подарил их Гераклу»[370]. Скопас представил Геракла таким, каким его увидел Еврисфей (ил. 176). Осматривать эрмитажную статую, обходя ее кругом, значит не понимать предложенного скульптором сюжета, в котором Еврисфей — каждый, стоящий перед Гераклом. Голова Геракла увенчана дубовым венком в знак проявленной им мощи и доблести. Морда льва спереди не видна: не надо лишний раз пугать трусливого микенского царя. Обращаясь к нему, Геракл на яблоки не смотрит. Но мое внимание, как луч, отраженный зеркалом, переносится с лица и взгляда Геракла на протянутые мне плоды его труда. Поза Геракла — не стояние, а недолгая остановка. Он пришел, остановился и ждет реакции Еврисфея, которая не заставит себя ждать. Красота статуи — в непринужденности героя, которую я воспринимаю как выражение его превосходства над Еврисфеем — стало быть, надо мной.