Театр тьмы

Манера, с которой Мэри говорила об актере, поразила меня. За пару секунд теплый девический тон сменился колкими и даже враждебными нотками сварливой женщины, лишенной в жизни всякого счастья. Мэри будто бы метала маленькие китайские иголочки в невидимого юношу, когда рассказывала о нем.

– И Эмили подружилась с ним?

– Не то слово, – Мэри пождала губы. – В конце декабря они уже начали встречаться. Не знаю, действительно ли ей нравился этот простофиля, который к тому же был на пять лет ее младше, но она проводила с ним все свободное время. Однажды я встретила его в ее съемной квартире. Он пришел после спектакля с букетом цветов. Такой мерзкий. Смотрел на Эмили, как на богиню.

– Он вам не нравился потому, что отнимал у Эмили все ее время, которое раньше она посвящала вам? – не побоялась спросить я.

– Не только, – выдержав паузу, вздохнула Мэри. – Было в нем что-то отталкивающее. Матушка-природа не наградила его красивыми внешними данными. Покатые плечи, неуверенная походка и взгляд… собачий взгляд. Вот скажите, Сара, какая девушка полюбит мужчину, который смотрит на нее, как на хозяина? И вот когда я встретила Кристофера впервые, мне не нужно было много житейского опыта, чтобы понять: он одержим Эмили. Думаю, она была первой девушкой, которая согласилась с ним встречаться. Бедный парнишка… он ведь даже не подозревал, что она проводит с ним время только ради того, чтобы приблизиться к театру.

– Эмили ничего к нему не испытывала?

– Если и испытывала, мне об этом ничего не говорила. И не только об этом. В январе 1964 года, за несколько недель до начала судебного процесса грабителей поезда[28]

, она попросила меня больше не приходить в ее квартиру. Если мы встречались, то всегда на стороне. Чаще всего около моей школы. Она ждала меня после уроков, если не работала в кафе, и мы гуляли. И гуляли молча. Когда я спрашивала, что с ней происходит и как продвигаются дела, Эмили отвечала нечленораздельно. Она ни на минуту не покидала мир в голове. И так на протяжении нескольких месяцев. Суд длился до апреля. Всю зиму мы с Эмили ходили по закоулкам вдали от людских глаз. Но, в отличие от Тео, со мной она хотя бы встречалась. Про брата и родителей Эмили и вовсе забыла. Словно стерла из памяти ластиком. Раз – и перед ней оказался белый лист бумаги с маленькой крапинкой в самом углу. И этой неказистой крапинкой была я.

В гостиной повисла тишина. Пока во мне гремели вопросы, Мэри сидела в траурном молчании. Она то ли пыталась вспомнить что-то еще, то ли хотела усмирить разыгравшийся внутри гнев. Жена профессора сосредоточенно вглядывалась в свои руки, словно именно на них было написано то, что она рассказывала. Я покорно ждала, понимая – не время включать в себе журналиста, не время задавать бестактные вопросы и не время вытаскивать то, что еще не норовило вырваться наружу.

– Сара, прости, я задумалась, – Мэри вздохнула. – Просто я не знаю, как начать рассказывать дальше. Даже кажется, что я всего лишь нафантазировала то, о чем сейчас так убедительно говорю, но, с другой стороны, не вижу внутри ничего, кроме этих событий. Правда ли они или ложь?

– Не переживайте, Мэри. Вы рассказывайте, а я сама разберусь – правда это или нет. А если не смогу, то мне помогут, – я подвинулась к женщине ближе и взяла ее ладони в свои. Они напоминали по температуре кусок льда. – Что было потом? Эмили удалось узнать, кто был шестнадцатым преступником?

– Да, – сухо произнесла Мэри, не выдергивая свои руки из моих. – Это как раз случилось за пару недель до финального судебного заседания[29]. Я приехала к Эмили в квартиру без приглашения после уроков, примерно часов в пять вечера. Сестра не обрадовалась, когда увидела меня на пороге. Начала бормотать, говорить, что у нее совсем нет времени, что она работает. Но потом все-таки впустила, раскаялась в поведении. Когда мы прошли на кухню, чтобы приготовить чай, я заметила на столе толстую тетрадь. Пока Эмили ставила чайник, я открыла ее и украдкой прочитала первые строки, которые сестра посвятила разработке осеннего плана.

– Мэри, сколько раз тебе говорить – не трогай мои вещи! – заметив, что я читаю ее рукописи, взревела Эмили. До этого она никогда не кричала на меня.

– Прости, но что мне делать, если ты ничего не рассказываешь? Раньше между нами не было секретов.

– Ты еще слишком маленькая для

этого.

– Ничего я не маленькая!

– В тот вечер мы сильно поругались. Около часа просидели в молчании, пока оно не начало давить нам на уши. Первой сдалась Эмили. Она села передо мной на корточки и посмотрела таким взглядом, что ее невозможно было не простить.