Улик и доказательств по взяткам Виллима Монса и его подельников оказалось так много, что глава Тайной канцелярии и главный российский инквизитор А.И. Ушаков счел возможным передать арестованных «вышнему суду».
Утром 14 ноября 1724 года состав «вышнего суда» собрался в Зимнем дворце и провел заседание. 15 ноября суд завершил свою работу и заключил, что «Монс по делу явился во многих взятках и вступал за оные в дела, непринадлежащия ему, и за вышеписания его вины мы согласно приговорили: учинить ему, Виллиму Монсу, смертную казнь, а именье его, движимое и недвижимое, взять на его императорское величество. Однако нижеподписавшихся приговор предается в милостивое рассуждение его императорского величества». Петр, «по милостивом рассуждении», на полях доклада начертал собственноручно: «Учинить по приговору».
Все сделано по форме и закону. Однако, торопясь с исполнением приговора, император не стал дожидаться приговора подельникам Монса, а собственноручно начертал в тот же день:
В этот же день, 15 ноября 1724 года, по указу Петра I всенародно объявили: «Завтра, то есть 16-го числа сего ноября, в 10 часу пред полуднем, будет на Троицкой площади экзекуция бывшему камергеру Виллиму Монсу да сестре его Балкше, подьячему Егору Столетову, камер-лакею Ивану Балакиреву – за их плутовство такое, что Монс и сестра его, и Егор Столетов, будучи при дворе его величества, вступали в дела противныя указам его величества не по своему чину, и укрывали винных плутов от обличения вин их, и брали за то великие взятки; и Балакирев в том Монсу и протчим служил. А подлинное описание вин их будет объявлено при экзекуции».
Вот как описал церемонию казни русский историк М.И. Семевский в книге «Царица Катерина Алексеевна, Анна и Виллим Монс»: «В понедельник 16 ноября, рано утром, на Троицкой площади, перед зданием Сената все было готово к казни. Среди сбежавшегося народа поднимался высокий эшафот; на нем лежала плаха да ходил палач с топором в руках: мастер ждал своей жертвы. У помоста торчал высокий шест. Тут же можно было видеть другого заплечного мастера с кнутом да молодцов, выхваченных из серого народа: они должны были заменить, по обычаю того времени, подставки или деревянных „кобыл“ позднейшего времени – на спины их вскидывали осужденных на кнутобойню.
В 10 часов утра конвой солдат показался из-под „Петровских“ ворот крепости; за ним следовал Монс, исхудалый, измученный, если не физической болью, то нравственными страданиями. На эшафоте прочитали приговор. Выслушав его, Монс поблагодарил читавшего, простился с пастором и отдал ему на память золотые часы с портретом Екатерины, сам разделся, попросил палача как можно поскорее приступить к делу и лег на плаху. Палач исполнил просьбу… Несколько минут спустя голова красавца Монса мертвыми глазами смотрела с шеста на народ, кровь сочилась из-под нее и засыхала на шесте...
У трупа брата генеральша, бывшая гофмейстерина статс-дама, выслушала следующее: „Матрена Балкова! Понеже ты вступила в дела, которые делала через брата твоего Виллима Монса при дворе его императорского величества, дела, непристойные ему, и за то брала великие взятки, и за оные твои вины указал его императорское величество: бить тебя кнутом и сослать в Тобольск на вечное житье“.
Проводам в ссылку предшествовало пять ударов по обнаженной спине…»
Через шесть дней Матрену Ивановну Балк отконвоировали под охраной сержанта и двух солдат в Тобольск. Оба ее сына, Петр и Павел Балки, были высланы в Гилян – один капитаном, другой унтер-офицером. Тело Монса целую неделю находилось на помосте, а когда эшафот сломали, труп уложили на особое колесо – догнивать.
Через два месяца после казни на Троицкой площади, «в начале шестого часа пополуночи 28 января 1725 года, под шепотом благочестивых напутствий и молитв тверского архиерея, император Всероссийский Петр I испустил последний вздох».