Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Меня даже впечатлило, сколько всего я умела делать. А я ведь даже не причесываюсь.

«Это не намеренно, — сказала она. — Культура вписывает себя в наши тела».

По предположению Дэвис, зеркальное лицо менялось от эпохи к эпохе, отражая людские предпочтения. «В 1920-х женщины могли соблазнительно подносить сигарету к губам», — объяснила она.

Эти причудливые ужимки в одиночестве перед зеркалом позволяют отрепетировать, как мы хотим выглядеть в глазах окружающих, и вызвать такое ощущение самой себя, которое было бы привлекательным и желанным. «Вы как бы говорите: "Окей, хочу хорошо выглядеть, контролировать лицо и тело, подчеркивая все достоинства"», — сказала она.

«Но если мы кажемся себе такими классными в этот момент, почему так стыдно и неприятно быть застигнутой за этим?» — спросила я.

«Всё так», — сказала она. По ее словам, мы обесцениваем тщеславие, даже когда нуждаемся в нем, из-за того, насколько ценим красоту. «Мы видим всю тщету — и это одна из причин смущения. Мы вдруг ощущаем себя неискренними», — сказала Дэвис. Другими словами, секрет раскрыт. Мы стыдимся, поскольку застигнуты притворяющимися красивыми — вопреки общественным ожиданиям, что мы красивые как таковые.

Последнее соображение Дэвис заключалось в том, что у зеркального лица и дакфейса много общего. Женщины, которых застают за селфи с дакфейсом, могут выглядеть привлекательно. Тем не менее их постоянно порицают и высмеивают за то, сколько усилий они тратят на фото, которое вообще не требует усилий. Вместо критики подлинных причин этого специфичного идеала женственности — патриархата, сексизма и мизогинии — мы критикуем женщин за то, что они этот идеал ретранслируют. «Это уловка-22 [8]

», — заключила Дэвис.

Даже не подозревала, что мое кривлянье имеет такие тлетворные корни. Я решила покончить с патриархальным влиянием на меня — по крайней мере, в этом конкретном случае. А там, глядишь, недалеко до освобождения и самопринятия. Поэтому увидев себя в следующий раз в зеркале, я не стала делать зеркального лица. Когда осознаешь эту привычку, избавиться от нее проще. Достаточно осознанно расслабить мышцы лица. Через три секунды стало понятно, что такого рода освобождение не по мне. Мои брови, некогда величественные и изогнутые, теперь были разве что пушистыми козырьками над глазами. Уголки сузившихся губы смотрели вниз. Скулы вообще исчезли. Я испытывала противоречивые чувства: хотелось немедля вернуть патриархат в свою жизнь. Черт подери. Зеркальное лицо было моим коньком. Я снова напрягла лицевые мышцы, вздохнула с облегчением и пошла дальше по своим делам.

4. Аж стены тряслись

Впервые занявшись сексом, я удивлялась всему подряд, но двум вещам в особенности. Во-первых, если резко открыть упаковку с презервативом, он может выстрелить вам в лицо как канцелярская резинка. Во-вторых, эротические стоны, которые, как я считала, издают все женщины на свете, у меня почему-то не рождались.

Чем больше стонов, тем лучше секс, полагала я. Стонавшие в объятиях партнера женщины были для меня образцом сексуальной раскрепощенности. Мне казалось, что у них в постели происходит коитус чемпионов — тогда как я в тишине упускаю что-то страшно важное.

Я предположила, что сказочные предоргазменные стоны снизойдут на меня сами, стоит мне освоиться в генитальных отношениях. В моих фантазиях прохожие под окнами моей спальни переглядывались в восторге и испуге, недоумевая, рождены ли эти необычайные крики в любовном экстазе или кто-то получил множественные ножевые ранения.

Когда я занялась сексом во второй раз, то была готова к тому, что меня арестуют как преступно громкого секс-монстра. Мы делали те же прекрасные вещи, на этот раз даже еще задорнее, но по завершении у меня остался странный осадок. Я просто разыграла какую-то пантомиму.

Я знала, что люди часто притворяются, но это же мухлеж! Мне хотелось быть достойной своих вздохов. В нужный момент они должны сами полезть наружу. Я была уверена, что даже не смогу сдержать эти звуки — столь же инстинктивные, как лай собак на чужих (только слюны поменьше).

Шли годы, я меняла бойфрендов, но уровень децибелов оставался удручающе низким. Когда мы сошлись с Дэйвом, мой звуковой ландшафт больше всего напоминал о библиотеке. Хотя мы обсуждали это и Дэйв заверил, что обойдется без порнушной озвучки, я все равно волнуюсь, не смотрит ли он на меня во время секса с мыслями: «Где же у нее кнопка громкости?»

И вот я, уже бывалый сексперт, до сих пор молчу в тряпочку, словно стеснительная студентка. Я уже устала ждать, но эротические звуки так и не появились. Чтобы принять свою предрасположенность к беззвучному сексу, я решила выяснить, чего лишена.

Действительно ли все люди склонны к постельным стонам от природы — и если так, то ради чего весь этот шум-гам?

***