Мне понравилось его фото в операционной. На нем хирургический халат, маска и перчатки. На медицинском столе виднеется одинокая подмышка. Вместо скальпеля в руках у ученого ватная палочка, которой он с величайшим тщанием наносит мазок — словно мама, дезинфицирующая перекисью ссадину на локте у дочки. Он провел 19 трансплантаций с разной степенью успешности. «Мы отмечали улучшения, — сказал он, добавив, что некоторые пациенты благоухают по сей день. — Но многому еще предстоит научиться».
Продолжая работу по искоренению запаха — за что рано или поздно получит Нобелевскую премию мира, — он советует воздерживаться от осуждения чьих бы то ни было подмышек. «Если от васа пахнет, — приободрил он, — помните: это не ваша вина, а бактерий».
6. Чашечка моя пуста
Недавно душным сентябрьским днем я выдергивала в ванной волосы на сосках. Обсуждая волоски на сосках с подругами, я обычно говорю, что у меня их очень много, целых четыре. На самом деле их примерно двадцать три, но я округляю. Ну вот, стояла я с пинцетом минуты две… ладно, десять. Надо было навести на груди лоск: я готовилась к своему первому городскому топлесс-велопробегу. Сотни жительниц Нью-Йорка собирались выступить за равенство грудей. По их мнению, грудь не является сексуальным объектом, который существует лишь для того, чтобы на него пялились мужчины. Нет, правильнее считать груди пятой и шестой конечностями, которые чертовски долго прятались в чашечках синтетических бюстгальтеров. Они тоже заслуживают, как и мужские соски, ощутить нежное прикосновение душного городского воздуха, благоухающего автомобильными выхлопами.
Теория такова: если показать достаточному количеству людей женскую грудь, она перестанет возбуждать. Мы будем десенсибилизированы [15]
. А она — нормализована. В жаркий день топлесс заменит топик. Кормление грудью заменит детям печеньки. Сиськи, к горю или радости, станут такими же эротичными, как локти. Окей, скорее всего, они останутся довольно сексуальными, но хотя бы не будут вызывать у прохожих ажиотаж.Груди, во всем их упругом (обвисшем, подпрыгивающем, нужное подчеркнуть) великолепии, до сих пор остаются табуированной темой, поэтому участвовать в чем-то подобном было страшновато. Две недели я провела, колеблясь между «ни за что» и «скорее нет». Во-первых, я довольно плоскогрудая и подозревала, что все, кто осознанно решит показаться на публике топлесс, обладают приличных размеров сиськами. Я чувствовала себя так, будто собираюсь в растянутой рекламной майке на мероприятие, где все в вечерних платьях. Во-вторых, меня пугали возможные последствия. Что, если я сменю профессию? Например, пойду в политику. Решу баллотироваться на важный пост, предлагая всем желающим бесплатную медицину и еженедельные вечеринки с пиццей, а оппоненты возьмут и обнародуют фотографию моих голых сисек, нависших над велосипедом. Конец политической карьере. Если тело прикрыто тканью, пусть даже миллиметровой толщины, человека почему-то считают честным, достойным, уважаемым и глубокомысленным. Убрала кусочек ткани — уже потаскуха.
Вместо того чтобы занять один из главных постов в правительстве, я буду продавать мороженое на сельских ярмарках и срывать вялые аплодисменты на цирковой арене.
Может, я просто драматизирую? Мы же открытое прогрессивное общество, правда? Никому дела нет до голой груди, тем более в Нью-Йорке. Я однажды видела, как мужчина на платформе метро снял штаны и наложил в пустой стаканчик из «Старбакса». Никто из окружающих и глазом не моргнул.
Я спросила Мэгги, мою подружку крайне либеральных (и бодипозитивных) взглядов, пойдет ли она со мной на велопробег.
«Нет, — сказала она, — все подумают, что я извращенка».
Она не против побыть извращенкой, но понимает: когда другие считают тебя извращенкой — это совсем другое. Репутация извращенки может навредить ее карьере подающего надежды мастера акупунктуры. Понятно же, что никого нельзя вылечить, если они видели твои соски.
После долгих раздумий — пока я сковыривала трехмесячный лак с ногтей на ногах — я решилась бросить вызов бюстгальтерам на косточках и прокатиться с ветерком, отбросив сомнения. Хоть и не понимала, зачем мне это. Во-первых, я не очень хочу, чтобы голая грудь становилась нормой. Как низко тогда придется пасть рекламщикам, чтобы продавать пиво и спортивные напитки? По улицам будут слоняться полчища похотливых подростков, не знающих, чем заняться после поцелуев. Пластические хирурги вынуждены будут придумать новую часть тела, чтобы ее надувать. А главное: мне придется выщипывать волоски на сосках гораздо чаще.
И все же я слишком любопытна, чтобы пренебречь такой возможностью.
Я стояла перед зеркалом, оглядывая себя напоследок: джинсовые шорты, гольфы, теннисные туфли, ярко-розовая поясная сумка и груди объемом меньше, чем бутылочка текилы из мини-бара. Интересно, будет ли мероприятие похоже на рубрику «Кто носит это лучше» в женском журнале? Все мы явимся в одном и том же… по крайней мере на первый взгляд. Голосуйте: кто носит грудь лучше, Мара Олтман или Селена Гомес?