Ее пылкий ответ был убедителен до невозможности. «Лабиопластика — одна из тех вещей, которые выглядят полным безумием до тех пор, пока не касаются вас, — начала она. — Эта процедура выглядит как женское обрезание, как обычай третьего мира, как что-то, чего вообще не должно быть. Но если вас тревожат эти проблемы, если вы смотрите в зеркало каждый день, не понимая, как надеть купальник для школьного соревнования по плаванию, как провести с партнером первую брачную ночь, да хотя бы как этот день прожить, например сесть в метро, не поправляя у всех на виду штаны до тех пор, пока натрешь интимные места до кровотечения. Если вы в такой ситуации, она никогда не покажется вам пустяком. Те, кто может себе позволить считать лабиопластику легкомыслием и излишеством, как правило, обладают роскошью не испытывать в ней нужды».
Обдумав ее тираду, я почувствовала себя виноватой и зашоренной. Явившись в офис Девган, я готова была бичевать всех без разбору, а покидала его, бичуя только себя. Вероятно, я видела мир через призму лишь своего собственного генитального опыта. Кто я такая, чтобы судить? Возможно, я сама часть проблемы. Женщин и так вечно стыдят за то, что они не соответствуют недостижимым физическим стандартам. Неужели нужно стыдить еще и за то, что они изо всех сил все же пытаются их достичь?
В ответ на тот же вопрос Алинсод привел свой эффектный аргумент. Он рассказал, что раньше ему постоянно названивали злые феминистки, обзывая его исчадием зла. «Мне это казалось каким-то абсурдом, ведь феминистки требовали от меня ограничить для женщин право на выбор, — сказал он. — Если бы я послушался их, то лишил бы женщин возможности улучшить свою жизнь. Как по мне, так это верх бессмыслицы».
Он рассказал о двенадцатилетней девочке, которая выступала за школьную команду по плаванию. Однажды, когда она поднялась из бассейна после заплыва, из-под купальника вылезли ее гениталии, которые заметили все вокруг. «Ее мать была в ужасе, — сказал он. — Она подбежала и прикрыла ее полотенцем». Вскоре после этого женщина привела дочь к Алинсоду удалить малые половые губы, чтобы спасти ее от подобных унижений в будущем.
Хоть я и одобряла то, что девочке больше не придется смущаться, в то же время меня одолевало более сложное чувство. Как-то все не сходится. Она стыдилась не потому, что с ней было что-то не так, а из-за слишком узкого определения женственности: мол, только те гениталии правильного размера, которые умещаются в крошечное пространство для паха в крошечном купальнике. Мне стало неприятно от такого упрощения проблемы.
Наши вульвы каким-то образом должны идти против законов физики. Со всеми своими складками и обилием плоти они должны равняться на пластиковых бесшовных кукол. Это как приготовить английский маффин без воздушных пузырьков. Ведь именно они и делают маффин маффином.
Поговорив с хирургами, которые зарабатывают операциями на жизнь, я поняла, что ознакомилась лишь с предвзятым мнением. Все равно что осведомляться у нефтяной компании о вреде дноуглубительных работ для окружающей среды: «Все животные в полном порядке! Нет поводов для беспокойства!» Продолжая метафору, мне требовался эколог. Точно ли животные в порядке?
Прошерстив книги и исследования на предмет вменяемых генитальных консервационистов [45]
, я вышла на Джейн Капути, исследовательницу женских проблем с более чем 20-летним стажем и автора книги «Богини и монстры: женщины, мифы, власть и популярная культура». Я позвонила ей, чтобы обсудить верблюжьи лапки и то, не ведет ли нас лабиопластика по скользкой дорожке.Она тотчас пустилась в небольшой исторический экскурс. «Одно из названий вульвы — pudenda. Знаете, от какого латинского слова оно происходит?»
Это слово я слышала и даже пользовалась им пару раз, но насчет его этимологии сомневалась. «Не знаю», — ответила я.
«Стыд», — сказала Капути.
Верилось с трудом (уж слишком на поверхности лежал ответ), поэтому, пока мы беседовали, я проверила ее слова в интернете. Сюрприз-сюрприз: женщина, написавшая четыре книги по феминизму, оказалась права.
«Оно происходит от слова „стыд“, — повторила Капути, — предполагалось, что женщины должны стыдиться вульвы». По ее словам, в далеком прошлом многие культуры верили в богинь и считали вульву сакральным символом власти. «Не чистым или скверным сакральным [46]
, а типа Силы», — разъяснила она. Однако патриархальные культуры опорочили образ сакральной вульвы, выставив ее постыдной и отвратительной. «Легко ведь представить культуру, где демонстрация контура вульвы считалась бы такой эротичной и привлекательной, что даже одежду шили бы так, чтобы она подчеркивала это, не правда ли?» — сказала она.Я легко это представила. Почему бы и нет? Именно это меня с самого начала и смущало. Почему ложбинка между грудей — это сексуально, а между половых губ — уже нет?
«Как видите, вульва воплощала собой женскую власть, которая для патриархального строя представляет угрозу», — сказала Капути.