В начале 1970-х психолог Дэвид Олдс работал в детском саду в Балтиморе, где многие дети были родом из семей, пораженных нищетой, домашним насилием и наркоманией. Понимая невозможность улучшить условия проживания детей, занимаясь только их проблемами с успеваемостью, он запустил программу домашних визитов, в рамках которой обученные медсестры помогали матерям обеспечивать своим детям безопасную и стимулирующую развитие среду, одновременно с этим представляя лучшее будущее для себя. Двадцать лет спустя дети таких матерей были не только более здоровыми, но и гораздо реже сообщали о жестоком или пренебрежительном обращении, чем аналогичная группа детей, чьи матери не участвовали в программе. Кроме того, они чаще заканчивали школу, реже попадали в тюрьму и чаще получали высокооплачиваемую работу. Экономисты подсчитали, что каждый доллар, вложенный в программу домашних визитов, детские сады и дошкольные программы, позволяет сэкономить семь долларов на социальных пособиях, расходах на здравоохранение, лечение наркотической зависимости и тюремные заключения, не говоря про увеличение налоговых поступлений за счет хорошо оплачиваемой работы (37).
Когда я приезжаю в Европу, чтобы прочитать лекции, со мной часто связываются чиновники из министерств здравоохранения скандинавских стран, Великобритании, Германии и Нидерландов с просьбой встретиться с ними и поделиться последними наработками в области лечения травмированных детей, подростков и их семей. Подобное происходит и со многими моими коллегами. Эти страны уже позаботились о том, чтобы обеспечить всеобщий доступ к услугам здравоохранения, введя гарантированную минимальную зарплату, оплаченный отпуск по рождению ребенка для обоих родителей, а также обеспечив качественные детские сады для всех работающих матерей.
Может ли этот подход к здравоохранению как-то быть связан с тем фактом, что число заключенных в Норвегии составляет 71 на сто тысяч населения, в Нидерландах – 81 на сто тысяч, а в США – целых 781 на сто тысяч, в то время как уровень преступности в этих странах гораздо ниже, а стоимость медицинских услуг примерно в два раза меньше? Семьдесят процентов всех заключенных в Калифорнии росли в приемных семьях. США ежегодно тратят на заключенных 84 миллиарда долларов – примерно 44 тысячи долларов на каждого заключенного, в то время как северноевропейские страны намного меньше. Вместо этого они тратят деньги на то, чтобы помогать родителям воспитывать детей в безопасной и предсказуемой среде. Их успеваемость и уровень преступности говорят о явной эффективности таких инвестиций.
Часть IV. Отпечаток травмы
Глава 11. Раскрывая секреты. Проблема травматических воспоминаний
Удивительно, что все встающие передо мной картины прошлого обладают двумя свойствами. Они всегда дышат тишиной, это в них самое яркое, и даже когда в действительности дело обстояло не совсем так, от них все равно веет спокойствием. Это беззвучные видения, которые говорят со мной взглядами и жестами, без слов, молча, и в их безмолвии есть что-то потрясающее.
Весной 2003 года меня попросили встретиться с юношей, утверждавшим, что он был в детстве растлен Полом Шэнли, католическим священником, служившим в его приходе в городе Ньютон, штат Массачусетс. Ему было двадцать пять, и он как будто забыл про пережитое насилие, пока не услышал, что этот священник находится под следствием по делу о совращении маленьких мальчиков. Передо мной был поставлен следующий вопрос: хотя он, казалось бы, и «подавлял» воспоминания о насилии более десяти лет после его окончания, заслуживали ли они доверия и готов ли был я засвидетельствовать это в суде под присягой?
Я поделюсь с вами тем, что этот мужчина, которого я буду называть Джулианом, сказал мне, основываясь на моих изначальных заметках по делу (хотя его настоящее имя и было предано общественной огласке, я все равно использую псевдоним, так как надеюсь, что с тех пор ему удалось вернуть себе немного приватности и спокойствия).
Его случай иллюстрирует хитросплетения травматических воспоминаний. Кроме того, споры по делу отца Шэнли были типичным примером шумихи, которую поднимает эта проблема с тех самых пор, как психиатры в конце девятнадцатого века впервые описали необычную природу травматических воспоминаний.
Под наплывом ощущений и образов