Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Лангер заключает: «Разве можно найти подходящую могилу для столь поврежденных мозаик разума, где они могли бы покоиться с миром? Жизнь продолжается, однако в двух направлениях во времени одновременно – будущее неспособно вырваться из хватки воспоминаний, отягощенных горем» (31).

Суть травмы в том, что она непреодолима, немыслима и невыносима. Каждому пациенту нужно, чтобы мы забыли про наше восприятие нормальности и признали, что мы имеем дело с двойной реальностью: реальностью, в которой относительно безопасное и предсказуемое настоящее соседствует с губительным, вездесущим прошлым.

История Нэнси

Мало кому из пациентов удавалось выразить эту двойственность словами так же ярко, как Нэнси, руководителю сестринской службы больницы Мидвестерн, которая несколько раз приезжала в Бостон на консультацию со мной. Вскоре после рождения третьего ребенка она прошла то, что обычно является простой амбулаторной процедурой – лапароскопическую перевязку маточных труб для предотвращения беременностей в будущем.

Нэнси дали недостаточно анестезии, и она очнулась после начала операции и осознавала происходящее практически до самого конца, временами проваливаясь в то, что она называла «поверхностным сном», временами ощущая весь ужас ситуации. Она не могла ни пошевелиться, ни закричать, чтобы оповестить операционную бригаду, так как ей ввели стандартный мышечный релаксант, чтобы не допустить сокращения мышц в ходе операции.

По имеющимся оценкам, так называемое «интранаркозное пробуждение» в той или иной мере происходит примерно у тридцати тысяч пациентов хирургии в США ежегодно (32), и мне уже доводилось несколько раз выступать в суде на стороне людей, переживших в результате такого пробуждения психологическую травму. Нэнси, однако, не хотела засудить своего хирурга или анестезиолога. Все, что ей было нужно – это полностью осознать пережитую травму, чтобы освободить себя от ее вмешательств в ее повседневную жизнь. В завершение этой главы мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми выдержками из ее невероятных электронных писем, в которых она описывала свой изнурительный путь к выздоровлению.

Изначально Нэнси не знала, что с ней случилось. «Когда мы вернулись домой, я была все еще в тумане – занималась обычными домашними хлопотами, однако не чувствовала себя по-настоящему живой, реальной. Той ночью я с трудом уснула. Еще не один день я провела в своем собственном маленьком изолированном мирке. Я не могла пользоваться феном, тостером, плитой – всем, что нагревалось. Я не могла сосредоточиться на том, что делали или говорили другие люди. Мне было просто все равно. Я была крайне встревоженной. Я спала все меньше и меньше. Я понимала, что странно себя веду, и все пыталась понять, что же меня так пугало.

На четвертую ночь после операции, где-то часа в три ночи, я начала понимать, что тот сон, в котором я жила все это время, был связан с разговорами, услышанными мной в операционной. Я внезапно снова попала туда и чувствовала, как жгут мое парализованное тело. Меня засосало в мир страха и ужаса». С того самого момента, по словам Нэнси, воспоминания стали просачиваться в ее жизнь.

«Ощущение было такое, словно кто-то слегка приоткрыл дверь, позволив случиться вторжению. Мне одновременно и было любопытно, и хотелось этого избежать. Иррациональные страхи и дальше наполняли меня. Я до смерти боялась уснуть; меня охватывал ужас при виде синего цвета. Мой муж, к сожалению, стал заложником моей болезни. Я накидывалась на него, сама того не желая. Я спала по два-три часа, а днем меня часами преследовали яркие неприятные воспоминания. Я постоянно была настороже, видела угрозу в собственных мыслях и пыталась от них спастись. За три недели я похудела на десять килограмм. Люди вокруг то и дело говорили, как я похорошела.

Я стала раздумывать о смерти. У меня развилось крайне искаженное представление о собственной жизни, в котором все мои успехи были занижены, а старые неудачи – многократно преувеличены. Я кидалась на своего мужа и поняла, что не могу защитить своих детей от собственной ярости.