Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

То, что искусство, музыка и танцы способны преодолеть сопровождающее ужас безмолвие, возможно, является одной из причин их применения в лечении психологической травмы в различных культурах по всему миру. Одно из немногих систематических исследований по сравнению невербального художественного творчества с письмом было проведено Джеймсом Пеннебейкером вместе с Анной Кранц – специалистом по танцевальной и двигательной терапии из Сан-Франциско (19). Треть группы, состоящей из шестидесяти четырех студентов, попросили выразить воспоминания о каких-то неприятных событиях в их жизни посредством движений в течение не менее десяти минут на протяжении трех дней подряд, а затем написать о них в течение еще десяти минут. Вторая группа танцевала, однако ничего не писала про пережитую травму, в то время как третья группа выполняла обычную программу упражнений. На протяжении последующих трех месяцев участники из всех трех групп сообщали, что чувствуют себя более здоровыми и счастливыми. Тем не менее только у первой группы эти изменения удалось обнаружить в явном виде: у них улучшились показатели физического здоровья, а также успеваемость (в рамках исследования не рассматривались конкретные симптомы ПТСР). Пеннебейкер и Кранц заключили: «Просто выразить травму недостаточно. Судя по всему, для исцеления необходимо передать пережитое словами».

Тем не менее мы до сих пор не знаем, всегда ли это заключение – что для исцеления необходимы слова – действительно верно. Результаты аналогичных исследований, в которых упор делался на симптомы ПТСР (а не на общие показатели здоровья), были разочаровывающими. Когда я поговорил об этом с Пеннебейкером, он заметил, что большинство таких исследований пациентов с ПТСР проводилось в группах, где пациенты должны были делиться своими историями друг с другом. Он повторил то, что о чем я говорил выше – весь смысл такого упражнения в том, что писать нужно самому себе, позволить себе самому осознать то, чего ты всячески пытался избегать.

Ограниченность языка

Травма овладевает как слушателями, так и рассказчиками. В своей книге «Великая война и современная память», посвященной Первой мировой войне, Пол Фассел блестяще высказался о создаваемой травмой зоне тишины:

Одно из проклятий войны… это невозможность описать события существующим языком… Нет никакой рациональной причины, по которой английский язык не мог бы полностью описать реалии… военных действий: он богат такими словами, как кровь, ужас, агония, безумие, жестокость, убийство, измена, боль и обман, а также фразами, вроде оторванные ноги, вываливающиеся из рук кишки, крики всю ночь напролет, истечь кровью через задний проход, и тому подобными…

Проблема не столько в самом «языке», сколько в претенциозности и оптимизме… Реальная причина [того, что солдаты ни о чем не рассказывают] в том, что никто, как оказалось, не заинтересован слушать страшные вещи, о которых могут рассказать солдаты.

Какой слушатель захочет быть потрясенным и взбудораженным, если этого можно избежать? Невыразимое стало для нас неописуемым, хотя на самом деле оно просто скверно (20).

Разговоры о болезненных событиях вовсе не обязательно сплачивают – зачастую наоборот. Семьи и организации порой отвергают людей, которые выставляют грязное белье на всеобщее обозрение; друзьям и родным надоедают те, кто застрял в своем горе или боли. Это одна из причин, по которым пережившие травму люди зачастую замыкаются в себе, а их истории превращаются в заученные рассказы, отредактированные таким образом, чтобы точно не вызвать отторжения.

Невероятно сложно найти подходящее место, чтоб выразить связанную с перенесенной травмой боль – вот почему такую важную роль играют различные группы поддержки, такие как «Анонимные алкоголики», «Взрослые дети алкоголиков», «Анонимные наркоманы» и другие подобные организации.

Наличие отзывчивого сообщества, которому можно рассказать свою историю, делает исцеление возможным.