Тем более что жизнь короткая такая…

Узнав о предложении Борового, они убедили его передать будущее издание им. И категорически выступили против назначения Золотусского главным редактором.

Я говорил уже о сложном, даже тяжёлом характере Игоря, который умел наживать себе врагов. Всё ему припомнили: и марковское покровительство, и секретарство в команде Феликса Кузнецова. Не захотели взять в расчёт его нынешнюю деятельность в «Литературной газете», а кое-кто был недоволен и ею: кому-то Золотусский отказал в печати, а кого-то заставил дорабатывать материал.

Боровой развёл руками. Он не настаивает обязательно на Золотусском. Кому быть главным редактором газеты, решать вам.

И они решили. Главным утвердили Юрия Нагибина. Об этом мне рассказал Золотусский, приехав ко мне в больницу, где я неожиданно очутился с инфарктом.

Но о больнице и об инфаркте хочу поговорить подробней.

Часть тринадцатая

1

Мне пятьдесят один год. Я вернулся из редакции с новогоднего вечера. Через два дня наступит новый, 1992-й, год. А пока я принёс домой новогодний заказ, который оплатил в редакции.

Уже недели две, как я чувствую постоянную даже не боль, а какую-то тяжесть в правой стороне груди. Словно мне кто-то сжимает грудь рукой. Чувствую одышку, которая усиливается, если я ускоряю шаг.

Пошёл в нашу поликлинику Литфонда. Мой участковый врач обследует меня и ничего серьёзного не находит. «У Вас невроз», – успокаивает она меня. И выписывает успокоительное.

Однако успокоительное не успокаивало. А сейчас, придя с новогоднего вечера, я почувствовал, что боль усиливается.

Я разделся и лёг в постель. Но боль уснуть не давала. Наоборот. Захотелось встать и прислониться к прохладной стене. Я так и сделал. Вроде чуть отпустило. Лёг. Нет, боль продолжает мешать уснуть. Снова встал. Снова прислонился к стене. Вызвать «скорую»? Но что это даст? Принимаю «тройчатку». Прислушиваюсь: боль не стихает.

Рано утром бужу жену. Та пугается: «Немедленно вызывай “скорую”. Я её вызову сама». Не слушает моих уговоров. Вызывает. «Скорая» приезжает. Мне делают обезболивающий укол. И – о, счастье! – боль пропала!

Я благодарю врача. Но та решила везти меня в больницу. «Зачем? – удивляюсь. – У меня уже всё прошло!» «Всё-таки нужно сделать УЗИ, – говорит врач. – Да Вы не беспокойтесь, если всё хорошо, Вы вернётесь сегодня обратно».

Жена едет со мной. У меня ничего не болит. Я отказываюсь ложиться на носилки, на которых меня собираются внести в больницу. «Так положено», – говорят мне. Я ложусь. Меня вносят в приёмное отделение, заносят в кабинет. Просят раздеться. Делают УЗИ. Одежду отдают жене. А меня просят как можно меньше двигаться.

– Да что случилось? – удивляюсь я.

– Есть подозрение на инфаркт, – говорят мне.

– Но у меня боль была с правой стороны, а не с левой, – возражаю я.

– Это не имеет значения – говорят. Укладывают на каталку, везут в лифт, оттуда по коридору в палату, перекладывают на кровать и объясняют, что я в палате интенсивной терапии. Буду там три дня. Вставать мне категорически запрещено. Если что-то мне надо, я должен нажимать на звонок к сестре. Та всё сделает.

Надо сказать, что эти три дня я пролежал в полном недоумении: ведь ничего не болит, о чём я всё время говорю появляющемуся врачу. Какой же тут может быть инфаркт?

Словом, лёжа в этой палате, я встретил 1992-й год. Как раз на следующий день после встречи меня перевели в палату на двоих. Рядом ещё одна такая же палата. Дверь в коридор у нас общая. Туалет на четверых. Это удобно.

Попасть в больницу в праздники – значит, общаться только с сестрой и с дежурным врачом. Марину, мою жену, ко мне не пускают. Мы переписываемся записками, которые носит сестра.

Но вот праздники окончены. Я знакомлюсь с миловидной молодой заведующей отделением. Она мне улыбается, поздравляем друг друга с Новым годом. Она прослушивает меня.

– Какой у меня диагноз? – спрашиваю.

– Инфаркт миокарда, – отвечает.

– Но у меня ведь ничего не болит, – говорю, – может быть, всё-таки ошибка?

– Ну, какая же тут ошибка, – посерьёзнела врач. – У Вас обширный инфаркт, поэтому очень советую выполнять все наши предписания.

– А сколько мне у вас лежать?

– Если всё будет нормально, месяц!

Ого! А ведь сколько незаконченных дел на работе.

Уже потом я узнаю, что на работу попаду очень нескоро. После больницы мне выдадут четырёхмесячный бюллетень, предложат санаторий для выздоравливающих или, если я от него откажусь (а я, конечно, отказался!), провести четыре месяца дома.

Разрешили свидания. Жена приходит каждый день. Хотя я настаиваю, что не нужно ходить так часто. Питанием я обеспечен: кормят в больнице весьма сносно.

Я забыл назвать её адрес: улица Дурова. Это недалеко от Олимпийского проспекта.

Нянечка убирает наши палаты особенно тщательно. «Завтра придёт заведующий кафедрой госпитальной терапии 1-го медицинского института, при которой находится наше отделение, – объясняют мне врачи. – Это очень хороший кардиолог».

Когда он появляется, я не верю собственным глазам: Вадик Ананченко!