– За них, – говорю, – я не отвечаю. И не я же проводил опрос. Я к этому списку отношения не имею.
– Понятно, – сказал Сима. И добавил: «Может, ты перебарщиваешь, приглашая знаменитостей? Всё-таки у тебя не газета, а предметное приложение для учителей школы!»
– Вот они и засвидетельствовали в «Учительской», насколько им это интересно.
– Знаешь, – сказал Сима, – о чём я мечтаю? О том, чтобы утром в среду (мы выходили по средам) учитель, идя на урок, вытащил бы твоё приложение из ящика, развернул и обрадовался: урок по «Горе от ума» – как раз то, что ему сегодня нужно. Он приходит в класс, открывает газету и ведёт урок, сверяясь с тем, который напечатал ты. Вот это была бы ему настоящая помощь!
– Но ведь это совершенно бессмысленно, – сказал не помню кто из моих консультантов (Соболев или Айзерман), которому я рассказал о мечте Соловейчика. – Нормальный учитель ведёт урок, не сверяясь с чужим сценарием, а реализуя свой. К тому же он должен чувствовать атмосферу в классе, должен учитывать психологию своих учеников. Хотя сама по себе идея, чтобы газета поспевала по времени за темами, которые именно сейчас изучают в школе, не лишена смысла!
И Лев Соломонович Айзерман (именно он, это-то я помню точно) принёс мне школьную программу, полностью расписанную им по месяцам: когда и что преподают в том или ином классе. Я писал в «Стёжках-дорожках», что помощником мне Айзерман был отменным.
Увы, из этой идеи почти ничего не вышло. К кому обращаться за нужными мне позарез уроками? Далеко не каждый учитель умеет их записывать. Постепенно я обрастал авторским активом из учителей. Многие уроки выуживал из редакционной почты. Но нужные следовало, конечно, заказывать, причём жёстко требовать, чтобы рукопись была представлена строго к такому-то сроку. А учителя ведь не литераторы. Они писать не привыкли. Тем более быстро писать да ещё и на совершенно определённую тему. Кое-какие материалы, впрочем, печатались в «Литературе» действительно в срок. Но это было редкостью.
И здесь появился сын Симона Львовича, Артём. Он приехал из Америки, где он чего-то, кажется, окончил, а потом о чём-то читал лекции и был назначен нашим куратором – главным редактором всех приложений. В помощники Артёму дали его тёщу Нану Дмитриевну Козлову, с которой мы подружились и которая через небольшое время стала главным редактором «Физики», и Марию Юрьевну Дремач, ставшую потом ответственным секретарём приложений.
Уже после смерти Симона Львовича, когда я в 2000-м году праздновал в редакции своё шестидесятилетие, Нана Дмитриевна спросила меня:
– Геннадий Григорьевич, в каких отношениях Вы были с Симоном Львовичем?
– В дружеских, – ответил я.
– А Вы знаете, какую инструкцию он дал мне, когда брал на работу? Я должна была найти материалы, которые позволили бы уволить физика и Вас. На физика я нашла…
Главный редактор «Физики» действительно был человеком ленивым и малопрофессиональным журналистом.
– …а по поводу Вас как-то само собой рассосалось!
Увы, не «само собой»! Первый же мой разговор с Артёмом свидетельствует об этом.
– Я внимательно прочитал Вашу газету, – сказал Артём, – и пришёл к выводу, что она должна измениться. Я представил себе, что я учитель, и что в таком случае полезного для себя я нахожу в вашей газете? Очень мало!
– Школа сейчас реформируется, – ответил я. – В программы включили немало новых произведений. Учебников много, и учителя в них теряются. Я пытаюсь дать им материалы для самообразования. Полезные, по-моему, материалы.
– Нет, – не согласился со мной Артём. – Учителя ищут в наших приложениях ответа на вопрос не «что?», а «как?». Как им практически использовать эти Ваши материалы для самообразования? Вот что их интересует. И вот на что Вы не отвечаете.
– Хорошо, – сказал я. – Я готовлю сейчас следующий номер, целиком посвящённый Тютчеву. Я отвечу в нём на эти вопросы.
– Что ж, попробуйте, – ответил Артём. – Я подожду этого Вашего номера.
Что я сделал? Да то же самое, что сделал бы обычный газетчик и чего я так и не смог добиться от большинства моих сотрудников, что и понятно: я ведь до «Литературы» 27 лет работал в «Литературной газете», а они работали не в газете, а в школе или в Литинституте. Правда, поначалу привёл я с собой из «Литературки» сотрудников. Но один из них работал в ней года полтора, а у меня вообще бездельничал, а другая работала в основном в отделе кадров и секретарём у редактора отдела. Её редакторский стаж (она незадолго до прихода ко мне поработала интервьюером в «ЛГ-Досье» – приложении к «Литературной газете», а потом у нас в отделе русской литературы) был очень невелик.
С себя я ответственности за такие кадровые решения не снимаю. Человек слаб, и я не исключение: я составлял команду, которая была бы мне предана. И несколько раз ошибся относительно чувств ко мне конкретного человека. А редактурой статей я занимался сам.