Тем более что жизнь короткая такая…

Наконец, главный грех Ельцина – он оставил номенклатуру в советском варианте, немыслимом для демократической страны. Он не провёл крайне необходимую стране люстрацию, не отстранил от власти советских руководящих партийцев, директоров крупных заводов, председателей поддерживаемых райкомами колхозов. Он поделил своих министров на «легковесов» и «тяжеловесов», опираясь на «легковесов» совсем недолго: несколько начальных месяцев и полгода в 1998-м. Всё остальное время он делил власть с «тяжеловесами» – бывшими крупными советскими чиновниками, которые подтолкнули его к войне с Чечнёй, к войне с чеченцами, которые свергли Верховный Совет республики, поддержавший в своё время ГКЧП. Избранный президентом генерал Дудаев как раз был сторонником Ельцина в августе 1991-го, а ещё раньше, на посту начальника военного гарнизона в Эстонии, он заявил, что не пропустит советские войска через воздушное пространство, если те захотят повторить в Эстонии вильнюсскую трагедию. Когда Ельцин не был ещё президентом, а был Председателем ВС РСФСР, он сказал в Уфе в августе 1990-го года: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Став президентом, основываясь на собственных словах, он подписал договор о разграничении полномочий между РФ и Республикой Татарстан от 15-го февраля 1994-го года, между РФ и Республикой Башкорстан от 3-го августа 1994-го. Да, Дудаев стремился к полной независимости Чечни. Но почему Ельцин отказался с ним встретиться? Мало ли каких уступок можно было добиться от чеченского президента! Для чего было демонстрировать ему своё сановное пренебрежение?

Затеяв эту войну, Ельцин уже не мог не опираться на силовиков, на выходцев из армии и из органов, которые, помимо прочего, воспользовались провозглашённой рыночной экономикой для личного обогащения.

Знал ли об этом Ельцин? Убеждён, что знал, но закрывал глаза на это. Это было его призом им за лояльность.

Были в нём, конечно, и хорошие черты. Он никогда не ругался матом, как большинство партийных руководителей, умел слушать человека, умел дружить, судя по ежегодным его встречам с однокурсниками.

Но одновременно был невероятно упрям – качество для руководителя далеко не лучшее. В людях разбирался плохо, передоверял это тем, кому передоверять было нельзя. Например, своей дочери, окружившей себя олигархами, остановившими свой выбор на Путине.

Он отдал власть Путину, получив от него индульгенцию для себя и своей семьи, получив персональную Президентскую премию. Он забыл, что его окружение предлагало ему то же самое сделать для Горбачёва, а он наотрез отказался, сказав: «Пусть кается сейчас, если есть, в чём ему каяться!»

Так и получилось, что Горбачёв, чтобы заработать деньги, вынужден был ездить по миру с лекциями. Ельцин на пенсии мог себе позволить не заботиться о материальном содержании семьи: всем на всё хватало!

Возвращаюсь к своей газете.

Уже года через два-три не было, кажется, в России такого региона, где бы её не знали. Письма в неё шли отовсюду. Я вскрывал их с ликованием, читал с особым вниманием материалы из стопроцентной российской глубинки, по возможности доводил их до кондиции и печатал, заранее предвкушая, с каким восторгом они будут прочитаны односельчанами автора или жителями той Тмутаракани, откуда он родом. Я печатал незатейливые литературные игры со школьниками, записи уроков рядом с занимательным литературоведением. Никому не известные прежде авторы выступали рядом с очень известными.

Позвонил Симон Львович:

– Ты читал вчерашнюю «Учительскую газету»?

– Нет, а что там?

– Почитай!

И положил трубку.

Легко сказать: «почитай»! К интернету наши компьютеры ещё подключены не были, а в киосках «Учительская» уже распродана. Позвонил одному своему приятелю, о котором я знал: он читает всё.

– Да, – подтвердил он, – я читал вчера «Учительскую». Поздравляю!

– С чем?

– Ты не видел? Так сходи в библиотеку, посмотри. Она напечатала результаты опроса учителей. Их спрашивали: какое современное периодическое педагогическое издание вам кажется наиболее интересным? Что-то в этом роде.

– Ну и какое же?

– Разумеется, самой интересной они назвали «Учительскую газету». А иначе для чего бы она опубликовала данные опроса?

– Но я-то тут при чём?

– А ты со своей «Литературой» где-то вверху этой спортивной таблицы. Да ты сходи в библиотеку, посмотри.

Пошёл. Да, речь идёт не о московских, а обо всех российских изданиях. На втором месте – «Первое сентября», на третьем – сейчас уже не помню кто, а на четвёртом – «Литература». За мной довольно большой список других.

Поехал к Симе. Он хмур: «Прочитал?»

«Господи! – думаю я, – неужто он ревнует?»

– Что же, – говорю бодро, – твоё второе место – потрясающий успех для нового издания. А может, на самом деле оно не второе, а первое. Ведь для чего «Учительская» напечатала этот опрос? Чтобы себя прорекламировать!

– А твоё четвёртое? – Соловейчик по-прежнему угрюм.

– Но ведь ты же всё время подчёркиваешь: мы все в одной лодке. Рассматривай и это как твой успех. Мы же приложение к твоей газете!

– Но почему-то других приложений в списке нет?