Тем более что жизнь короткая такая…

Ах, всё я прекрасно понимал! Но мне казалось, что схватить руку, которая полезла в чужой карман, можно независимо от того, в чей карман она лезет. Увы, в этом я ошибся.

Часть шестая

1

Мне скоро двадцать семь лет, и я упиваюсь, читая первую публикацию своей жены. Рассказ Марины «Венская чашечка» напечатал журнал «Пионер».

В «Пионере» работает мой с Чухонцевым приятель Серёжа Артамонов. Я принёс ему рассказ, но не сказал, чей он. А фамилии Марины Серёжка не знает. Он позвонил мне довольно быстро, сказал, что рассказ всем в журнале нравится, и они откроют им 1967-й год. И как ему связаться с автором? Нужна её фотография: не в купальнике, конечно, но и не паспортная. Я сказал, что фотографию достану, а насчёт рассказа он и сам может сказать автору, который сидит и смотрит на меня.

До Артамонова, кажется, что-то начинает доходить. «Погоди, – говорит он, – это не Марина ли?» «Марина, – говорю, – она же подписалась». «А у вас что – разные фамилии?» «Догадался», – смеюсь. «Ну дай мне её», – просит. Я передаю Марине трубку.

Серёжка говорит ей о рассказе, спрашивает, нет ли ещё чего-нибудь. Марина сияет. Обещает написать рассказ специально для «Пионера».

И всё же мы оба решили, что радоваться рано. Надо дождаться публикации. Имеем уже печальный опыт.

В 1963-м году, когда нашему сыну Косте был год, Марина жила с ним на даче в Зосимовой Пустыни. Было много неудобств: за водой надо было ходить не близко, готовить на керосинке: электричество бывало далеко не всегда. Над керосинкой же ежедневно сушилось детское бельё. Хотя печка была, но она не грела. Отец, чтобы не платить дорого, строил дом сам с нанятыми мастерами. Дом оказался щелястым, и тепло выдувало сквозь щели: нужно было исхитриться, чтобы не простудиться. Единственное, что привлекло Марину и благотворно на неё действовало, – это почти целые недели одиночества: мы с отцом приезжали по выходным, а мать выезжала на дачу со своим детским садом.

Не знаю, как это ей удалось, но при такой занятости, с ребёнком на руках она написала небольшую повесть «Найдёшь себя», которая мне очень понравилась. Писала урывками, но сразу большими кусками, так что в Москву привезла готовую вещь.

Куда её отнести, для нас вопроса не было: конечно, в «Юность» – в журнал, который охотно печатает молодых писателей.

Марина зашла в отдел прозы, оставила им рукопись, и так же, как в будущем Серёжка Артамонов, ей из журнала позвонили быстро и позвали на беседу.

Беседовала она с Мэри Лазаревной Озеровой, заведующей отделом. Та очень хвалила повесть, сказала, что, кроме неё, вещь прочитал заместитель главного редактора, дал кое-какие замечания и высказался за публикацию. Чтобы действовать наверняка, Озерова пошлёт повесть члену редколлегии Марии Павловне Прилежаевой и если та согласна её печатать, будет готовить публикацию в молодёжный июньский номер 1964-го года.

Звучало сказочно. Марина была счастлива. И Прилежаева её не разочаровала, позвонила, предложила встретиться в ЦДЛ, наговорила комплиментов и тоже дала кое-какие замечания.

Замечания и Прилежаевой, и зама редактора снимались стилистической правкой. Озерова исправлениями удовлетворилась, и через месяц Марина вычитывала гранки, а ещё через какое-то время и чистые листы журнала с иллюстрациями, которые для её повести сделал художник.

Мэри Лазаревна была с женой неизменно приветлива, спросила, не хотела бы она поработать вместе с ней в журнале, обещала, что после публикации займётся её устройством на работу.

Нас это ещё больше обрадовало. Марина в этом году заканчивала университет, как раз в июне должна была защитить диплом, и сама мысль о том, что она без чьей-либо помощи устроится на работу, да ещё такую привлекательную, её услаждала.

Но вдруг привычные звонки от Мэри Лазаревны прекратились. Сначала мы не придали этому значения, но время шло, приближался июнь, а Мэри Лазаревна не звонила.

Марина позвонила сама. Мэри Лазаревна разговаривала сухо. Повесть отодвинули. Почему? Главный редактор решил поставить в номер другого молодого писателя с производственной повестью. Когда вышел июньский номер, мы посмотрели из-за кого отодвинули Маринину повесть. Из-за повести Геннадия Бокарева «Мы». Марининой повести о молодой учительнице главный редактор «Юности» Полевой предпочёл повесть уральского писателя о молодых рабочих завода.

Бокарев потом приобрёл известность как драматург, благодаря тому что МХАТ в 1972-м году поставил его пьесу «Сталевары». Больше он пьес не писал. И никакие другие его вещи подобной известности не снискали. Хотя он долгие годы работал художественным руководителем Свердловской киностудии. Написал около двадцати сценариев. Но фильмов, поставленных по ним, я не видел. Да и о каком-нибудь ажиотаже вокруг них не помню.

А повесть Бокарева, на мой взгляд, проигрывает Марининой повести, пронизанной лиризмом. Но лиризм, как видно, не был в почёте у Полевого. Да и произведения на производственные темы в то время были более приемлемыми для издателей.