Тем более что жизнь короткая такая…

А когда я был рабочим членом редколлегии журнала «Вопросы литературы», Костя под псевдонимом «Бондарюк» написал ряд нужных журналу рецензий, потому что литературоведение он знает, пожалуй, не хуже, чем лингвистику.

Что ему удаётся – он пишет о сложных вещах живым языком, отчего его научные книги читать интересно, а иногда увлекательно.

Так что Маринино чувство вины по отношению к сыну имеет, конечно, под собой основу. Но её – и моя тоже! – вина изжита самой жизнью, оказавшейся благосклонной к нашему сыну, одарив его хорошими способностями и человеческим благородством.

А Марина в один прекрасный день села за повесть, в которой описывала жизнь свою и, увы, уже ушедших в мир иной родственников.

Но прежде неё написал повестушку я. Небольшую, в основном документальную – о своей учёбе в третьем классе, когда мы готовились встретить семидесятилетие Сталина, но и художественную, потому что Сталин присутствует в этой повестушке (я дал ей жанровый подзаголовок «повествование») как полноценный персонаж.

Начал я её в Москве в мае 1980-го года, писал в июне в Доме творчества писателей в Ялте, где мы жили с Костей, а закончил в июле в палатке на Волге, куда мы с друзьями поехали рыбачить, километров в восьмидесяти от Енотаевки, где хранилась наша моторная лодка. Рыбачил, купался и писал повестушку.

Конечно, я писал её, как тогда называли это, в стол. Потому что никто в стране вещь о сталинских преступлениях печатать в то время не стал бы.

Но в перестройку я вытащил повестушку из стола и отнёс её в «Юность». Она понравилась заместителю главного редактора Виктору Сергеевичу Липатову, но дождалась своей очереди очень нескоро.

Дело в том, что, когда были сняты цензурные препоны, на страницы литературных журналов хлынул поток произведений, изданных за рубежом. Многих изгнанных при советской власти из страны писателей возвращали их книгами. Многие достали рукописи, как я, из стола. «Юность» оказалась заваленной такими произведениями. Она напечатала «Остров Крым» Василия Аксёнова, «Жизнь и необычайные произведения Ивана Чонкина» Владимира Войновича, «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» братьев Стругацких.

К тому же журнал щедро отдавал страницы не художественной литературе, а публицистике, которая тогда привлекала больше любого романа. Речь шла о переосмыслении ценностей советского прошлого, о бюрократизме общественных и политических организаций в СССР начиная с компартии и комсомола.

Дементьев, тогдашний главный редактор, ставить в номер мою повестушку не спешил. Но в редакции против него назревал бунт. Он ввёл в редколлегию свою молодую любовницу (на которой впоследствии женился) и захотел сделать её своим заместителем. Девушка вела себя очень надменно по отношению к сотрудникам. А здесь подоспел новый закон, по которому редакции могли регистрироваться как самостоятельный коллектив и избирать редактора по своему вкусу. Разумеется, этим и воспользовались бунтовщики. Дементьева они сняли, не поддержали его предложение сделать главным редактором Юрия Полякова, а избрали Виктора Липатова.

Липатов относился ко мне хорошо. Повестушка, как я уже сказал, ему нравилась. Но напечатал он её только в 1994-м году, когда «Юность» заметно теряла свои позиции.

Дело в том, что она пережила ещё один раскол. Из неё ушли 14 журналистов, создавших в 1993-м году журнал «Новая Юность». Его и читали. А старый журнал не пользовался уже былой популярностью.

Конечно, в этом виноват Липатов. Журнал не приносил дохода. Липатов сдал в аренду старое здание возле ресторана «София». Журнал переехал чуть ли не в жилую квартиру, но денег ни на зарплату, ни на гонорары авторов всё равно не было.

Увы, мы и Маринину повесть решили отдать Липатову, который напечатал её в четырёх номерах. И тоже: повесть как бы ухнула в пустоту. Кто её прочитал, не знаю.

А ведь я читал свою повестушку тогда же, когда написал, Рассадину, Чухонцеву, сыну писателя Рыбакова, моему приятелю Александру. Всем она нравилась. Слава Тарощина, последняя жена нашего с Рассадиным дружка Юры Давыдова, рассказывала, как хвалил Стасик мою повесть её мужу. Да и Булат Окуджава, прочитавший повествование в рукописи, оценивал её очень высоко.

И Маринина проза пришлись по вкусу моим приятелям. И было за что!

Словом, когда в 2010-м году мы с ней по совету моего бывшего коллеги по «Литературной газете», обосновавшегося в Канаде, выпустили совместную книгу у Сергея Юрьенена в издательстве «Franc-Tireur USA», которую назвали «Прошло и осталось» и куда включили Маринину повесть «Родные» и два тематически связанных с ней рассказа и моё повествование, – когда, повторяю, выпустили эту книгу и начали раздаривать, оказалось, что никто из знакомых не читал «Юности». Маринину повесть очень хвалили Лазарь Лазарев, Бен Сарнов, Женя Сидоров, Андрей Михайлович Турков. Но в России о ней почти ничего не знают. До русских прилавков книга не дошла.

3

Однако мы сильно отклонились в сторону от ситуации конца 1960-х в «Литературной газете». А у нас есть ещё многое, что можно рассказать о ней.