Тем более что жизнь короткая такая…

Словом, всё уже было готово. Пришли «чистые листы» книги, которые, как водится, послали в цензуру (Главлит), откуда прислали какие-то замечания. Их было немного, но всё-таки они были.

Ознакомившись с ними, Владимир Михайлович категорически отказался их учитывать.

– Что-то серьёзное? – спрашивали мы с Петей.

– В них не было никакого смысла, – ответил Владимир Михайлович, – чрезмерная перестраховка.

– И что дальше? – интересовались мы.

– А дальше – вот, – и Владимир Михайлович клал на стол самодельно переплетённую книжечку. – Я перёплел вёрстку, – объяснял он. – Книжку не пропустили и не выпустили.

Мы ахали: но как же так? Неужто нельзя было прийти к какому-либо разумному компромиссу?

– Есть вещи, – строго сказал Владимир Михайлович, – по которым никакой разумный компромисс невозможен. Точнее, он неразумен. Потому что без самоуважения жить на свете становится невыносимо.

Так вот, Владимир Михайлович, с которым мы дружили до самой его смерти, помог устроить Костика в детский сад. Мы уже отчаялись, не знали, что придумать, как вдруг раздался звонок.

– Я от Владимира Михайловича Померанцева, – сказал приятный мужской голос. – Нам с вами надо бы встретиться завтра возле проходной НИИ (не помню какой отрасли. – Г. К.), – он продиктовал адрес и назначил время, – сможете?

– Смогу, – сказал я, понимая, что от Владимира Михайловича не может быть ничего несерьёзного.

Встретивший меня назвался Альбертом Владимировичем, сказал, что мы сейчас зайдём в библиотеку, где меня оформят библиографом. Надо написать заявление о приёме на работу. Она у них начинается с 9 часов утра. Надо проработать не меньше недели, тогда мне выдадут справку, после чего я могу увольняться. «Всё должно быть всамделишным», – сказал собеседник.

Я отработал неделю и получил вожделенную справку, по которой Костика взяли в детский сад, расположенный недалеко от нашего дома.

Альберт же Владимирович оказался юрисконсультом этого НИИ. И ещё Альберт Владимирович Белявский оказался зятем Померанцева. После кончины Владимира Михайловича мы долго поддерживали дружеские контакты с его семьёй.

Марина тем не менее винит себя, что отдавала Костика в ясли и в детский сад, связывает его ранние болезни с плохим уходом за ребёнком. И с тем, что он вынужден был долгое время обходиться без родительской опеки и любви.

Да, в раннем Костином возрасте у него были беспечные молодые родители. Накупили ему пластинок, чтобы он слушал их в наше отсутствие: сказки, стихи, рассказы, симфоническая музыка.

Подслушали однажды, когда кончилась пластинка со сказками, Костин просящий голос: «Дяденька, расскажи ещё что-нибудь!»

Но оказалось, что этот корм – в коня. Котька легко со слуха запоминал всё, что ему проигрывали, и воспроизводил услышанное с поразительной буквальностью.

Такая память помогла ему не отстать от одноклассников, несмотря на большие пропуски по болезни. Он нагонял ребят без всякой посторонней помощи. Читал учебники, понимал их и запоминал.

А с восьмого по десятый класс его перевели на домашнее обучение. К нему приходили учителя, с которыми он занимался с большой охотой. Учителя им были довольны.

Его освободили от выпускных экзаменов и выдали пятёрочный аттестат, разбавленный тремя четвёрками. Одна из них – по русскому языку – удивляет его и поныне. Как он, выбравший лингвистику своей специальностью, умудрился её получить?

Он подал в МГУ на классическое отделение, и Стасик Рассадин, узнавая, как сдаёт Костя экзамены, процитировал знаменитую фразу из гайдаевского культового фильма: «Экзамен для меня – праздник, профессор!»

Да, Котька ходил на экзамены, как на праздник. Сдав второй экзамен по устным литературе и языку и узнав оценку за первый – сочинение, он, не так давно обучившийся преферансу, позвонил домой и сказал: «Мама, я как опытный преферансист взял на десятерной десять взяток»!

Не знавшая правил преферанса, Марина с тревогой передала эти слова мне, и мы закружились с ней в танце от счастья.

Опытный преферансист взял на десятерной ещё десять взяток и поступил в МГУ, чтобы окончить его с красным дипломом и быть оставленным в аспирантуре.

Сейчас немолодой наш сын давно уже доктор наук, заведует сектором компаративистики Института языкознания Академии наук РФ и профессорствует в московских и подмосковных вузах.

Одно время он даже читал лекции по староанглийскому языку в МАИ, где некогда был профессором его дед Михаил Макарович Бондарюк, в честь которого в институте установлена мемориальная доска.

Когда я возглавил газету для учителей «Литература», я уговорил Костю вести у меня рубрику «Откуда есть пошло слово», и Костя написал очень насыщенные любопытным материалом, порой – юмором, статьи об этимологии слов, и тех, без которых ни один из нас не обходится, – «жизнь», «время», «беда», «победа», «Бог», «добро» «славяне» «Русь», «век», «человек», и тех, которые характеризуют историю советского языка, – «паразит», «элемент», «стихия», «бригада», и ещё многих других.