Читаем Тем, кто хочет знать полностью

Д а л и е в. Есть наш ответ! Мы верим в Россию! Верим! (Поднявшись во весь рост.) Гвардейцы! Отплатим за кровь нашей Травки! Рота гвардейской дружбы народов! По гитлеровской нечисти всеми огневыми средствами — огонь!


Симфония победного боя.


Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Конец июля 1944 года. Войска 1-го Белорусского фронта вышли к Западному Бугу — государственной границе с Польшей. Лощина близ реки. Д е д у н о в  и  Л а в р е н к о  столярничают — мастерят пограничный столб. Им помогает  Ю з е ф, молодой солдат из Войска Польского.


Л а в р е н к о (напевает). «Повий, витер, на Вкраину, дэ покынув я дивчину…»

Ю з е ф. Бардзо невесела песня.

Л а в р е н к о. Федот Иванович, я цю писню пид Можайском заспивав. И у комбата Лозового слезы… Мабудь, показалось?..

Д е д у н о в. А еще скажи, Юзеф, как по-польски «дочка»?

Ю з е ф. Цурка, прошу пана.

Л а в р е н к о. Цурка. Красиво, правда, Федот Иванович?

Д е д у н о в. Мою цурку Иришкой звать, Ириной.

Ю з е ф. Пани Ирэна… И мне бы цурку. (Вздохнул.) Не угнали ли фашисты мою… невесту…

Д е д у н о в. Любимую… Как оно по-польски — любовь?


Приходит  Р а т о я н, майор.


Р а т о я н. Здравствуйте, товарищи. (Жестом показывает: не надо рапортовать!)

Д е д у н о в. Здравия желаю, товарищ майор!

Ю з е ф. Щиро витам, пан майор!

Р а т о я н. Тянет меня в ваш батальон.

Д е д у н о в. И ваш он. Самое тяжкое вместе прошли.

Р а т о я н. Думаете, самое тяжкое, Федот Иванович?

Д е д у н о в. На нашей земле фрицем не пахнет — легче воюется. Там, за Бугом, Польша, ее освобождать надо. (Кивает на Юзефа.) Вместе в разведку поплывем.

Р а т о я н. Нашли, вижу, общий язык.

Л а в р е н к о. Юзеф — хлопец мировой!

Д е д у н о в. Только панами нас величает. И я у него пан, и моя Иришка пани.

Р а т о я н (смеется)

. Пан — не в смысле барин. Вежливость. Мне когда-то Нина объясняла: заменяет русское «вы».

Ю з е ф (обрадован). Так то и есть, прошу пана.

Д е д у н о в. Видать, еще продержат Травку в госпитале.

Г о л о с  Д а л и е в а. Федот Иванович! Лавренко!


Д а л и е в  появляется.


Разрешите, товарищ майор?

Р а т о я н. Продолжайте, Далиев. Срочно?

Д а л и е в. Сверх, товарищ майор! Из корпуса кто-то приехал (Дедунову.) Нас требуют. И тебя, Юзеф!

Ю з е ф. Корпус — то добже. Прошу пана, ночью пойдем?

Д а л и е в. Уважаемый Юзеф, у нас, в Узбекистане, говорят: сказал слово другу, а мою тайну узнал враг.

Ю з е ф. У нас, в Польше, почти так же мовлять, прошу пана.

Д е д у н о в (собрался). Эх, не успели мы пограничный столб закончить.

Д а л и е в. Закончат. Напишут красным «СССР». И поставят. Нам весла делать нужно. Я такой челночок обнаружил! Легкий, как шаль из кисеи!

Р а т о я н. Ну идите. (Юзефу.) Счастья вам на родине.

Ю з е ф. Счастье — то бардзо добже, пан майор.


Дедунов, Далиев, Лавренко и Юзеф уходят. Помахав им вслед рукой, Ратоян направляется в другую сторону. Навстречу ему — похудевшая  Н и н а. В руке вещмешок.


Р а т о я н. Нина…

Н и н а. Вы?.. (Обнимает его.)


Ратоян ее целует.


Ой, товарищ майор!

Р а т о я н. Так быстро выписали?

Н и н а (смутилась). И вовсе не быстро.

Р а т о я н (подозрительно). Документ из госпиталя?

Н и н а (опустив глаза). Пришлют. Хотите хлеб с вареньем?

Р а т о я н. Удрала?

Н и н а. Белая черешня. Хотите?

Р а т о я н. Вернем в госпиталь.

Н и н а. Завтра бы выписали, ей-богу!

Р а т о я н. Зачем же удрала?

Н и н а. В чужую часть могли направить.

Р а т о я н. Могли.

Н и н а. Видите. (Достает бутерброды.) В госпитале мировой харч, а все равно осточертело.

Р а т о я н (ест, ворчливо). Ох, достойная ученица Лозового!

Н и н а (вспыхнула). При чем тут Лозовой?

Р а т о я н. Тоже удрал из госпиталя. «По самодиагнозу» — так мне в письме написал, нарушитель! А еще Герой Советского Союза!

Н и н а (обреченно). Герой Советского Союза…

Р а т о я н. Это еще он за Сталинград. Тогда, помнишь, Солодухин именно в Сталинград увез несколько человек. И Напорко. Ты ведь Напорко знаешь?


Нина поглощена своими мыслями и не отвечает.


Он тебе не очень по душе?..

Н и н а (безучастно). А кому он по душе? Сухарь.

Р а т о я н. В первые же дни войны сухарь грудью прикрыл Солодухина. Полтора месяца в госпитале провалялся. Не знала? А он не трезвонит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман