Тем, кто хочет знать

Н а п о р к о. Так точно, товарищ генерал.

С о л о д у х и н (укоризненно). Ох, Напорко. Ладно, в последний раз.

Н а п о р к о. Слушаюсь, в последний раз. (Уходит.)

М а к с и м о в (подходит). Товарищ генерал-лейтенант, разрешите присутствовать?

С о л о д у х и н. Твои коллеги сначала присутствуют, а потом спрашивают. Здравствуй, корреспондент. Не зазнался? Ты же теперь центральная пресса!

Неподалеку раздается сильный взрыв.

Т а ш и л о в (Ратояну). Майор, это в расположении вашего полка. Проверьте.

Р а т о я н. Слушаюсь. (Быстро уходит.)

С о л о д у х и н (Максимову). Да вот еще. Что ты все пишешь: «немцы отступили», «немцы оголтело сопротивляются», «немцы зверски расправились с населением». Я бы написал «оккупанты», «захватчики», «фашисты».

М а к с и м о в. Сейчас понятие «немец» как-то неотделимо от понятия «фашист».

С о л о д у х и н. Отдели. Кончится война — узнаем, думаю, про дела немецких коммунистов — подпольщиков в гитлеровском тылу! Сейчас вернется Напорко, возьми у него записку — саперы нашли в неразорвавшейся мине… Как это там?..

Т а ш и л о в (подсказывает). «Тельмановцы и на подземных заводах помогают советским братьям, несущим свободу Германии».

С о л о д у х и н (Максимову). Понятно, писатель?

Приходит  Д а л и е в. Рапортует Солодухину.

Д а л и е в. Товарищ генерал-лейтенант! Вы выразили желание увидеть наших и польских разведчиков, которые совместно…

С о л о д у х и н. Выразил. И не увидеть, а потолковать. Где они у тебя, москвич? Пойдем.

Все следуют за ним, не замечая  Н и н ы, которая стоит в отдалении. Прибегает взволнованный  Р а т о я н.

Р а т о я н. Товарищ генерал! Погиб лейтенант Напорко.

Солодухин замер.

Он решил проверить дорогу — вы по ней собираетесь к соседям справа. Дорога заминирована.

С о л о д у х и н (глухо). Саша… где?

Р а т о я н. Отнесли в санбат.

Солодухин стремительно уходит. Ташилов за ним.

Вот, сухарь, оказывается, стихи сочинял. И, как ни странно, о тебе… (Уходит.)

Нина задумалась. Вечереет. Проходят  Д е д у н о в, Д а л и е в, Л а в р е н к о  и  Ю з е ф. Они вооружены, в маскировочных халатах, несут весла.

Д е д у н о в (Нине). Доброго пути пожелай нам, дочка.

Н и н а. Присели бы на дорогу.

Ю з е ф (удивлен). Прошу, пани, зачем?

Н и н а. На счастье. Сели!

Все присаживаются.

Встали!

Все поднимаются.

Л а в р е н к о. А що цэ вы, дивчино, так розглядалы?

Н и н а. Принесите мне из Польши цветок. (Уходит.)

Ю з е ф. Бардзо гарна пани. Красивая.

Д а л и е в. Красивая, уважаемый Юзеф, есть не красавица, а та, которую муж очень любит.

Ю з е ф. Согласен. Но и пан согласится, что встретить перед разведкой таку пани — бардзо добра примета.

Разведчики двинулись.

Музыка.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Двадцатые числа апреля. Берлинское направление. Сумерки. Наскоро сделанный указатель со стрелкой «До Берлина 19 км». По гудкам грузовиков и тягачей, по грохоту гусениц и стремительным бликам синих фар угадывается интенсивное движение, которым виртуозно дирижирует регулировщица  К л а р а.

К л а р а (строго). Эй, с колясочками! Стоп! Назад ходу нет! Движение одностороннее: только на Берлин! (Подозрительно.)

А почему заграничный плакат?

Н и н а (появляется в форме младшего лейтенанта). Это датчане, надо пропустить. Наши вызволили из концлагеря.

К л а р а. Сейчас пропустим освобожденную Данию. (Машет флажком, уходит на шоссе.)

Приходит  Е р и к е е в  с катушкой провода.

Н и н а. Теперь — обходный провод вдоль фольварка.

Е р и к е е в. Вы бы покемарили. Вторые сутки без сна.

Н и н а (весело). На Берлин же!.. Ладно, двадцать минут. (Садится на ящик. Задремала.)

Ерикеев уходит. Возвращается  К л а р а.

К л а р а (устало). Нюшка сменила меня. (Садится рядом с Ниной.)

Н и н а (проснулась). А вы здесь только вдвоем?

К л а р а. Еще ефрейтор. Пленных повел на пункт. Выходят из лесу — и хенде хох! Чистое кино.

Н и н а (улыбается). Здесь веселее, чем в санитарках?