Темнота в солнечный день

– Митя, покажи мне направление. Я постараюсь не сбиться.

– Ну, тут не океан, – усмехнулся Митя. – Очень уж крепко не собьешься, а я рядом…

Огляделся вправо-влево. Слева, пусть и в отдалении, с визгом бултыхалась и гребла на разноцветных кругах детвора, а вот справа почти никого и не было. Он взял Марину за плечи и развернул в ту сторону:

– Вот туда и плыви, как торпеда.

Отступил на шаг. Марина без колебаний рывком бросила тело в воду и поплыла в заданном направлении – в самом деле без малейшей неуклюжести, умело, быстро, выбрасывая вперед вытянутые руки, работая ногами: самый натуральный, высококлассный кроль. Митя всегда плавал в основном плебейскими саженками, но хорошо, и догнал ее почти сразу же, поплыл рядом, не спуская с Марины бдительных глаз. Если не знать, что она слепая, ни за что не догадаешься: очаровательное личико стало невероятно веселым, азартным, душа радовалась видеть ее такой.

Митя успевал и оглядываться вокруг. Когда справа опасно пошел на сближение мелкий пионер (а кем ему еще быть в столь юные годы?), чуть приподнялся из воды, замахнулся с грозным видом и прикрикнул:

– Греби отсюда, шманок!

Будь это на земле, можно было бы сказать, что пионерчик испуганно шарахнулся, но на воде это выглядело иначе, так, что название сразу не подберешь. И смотрелось чертовски забавно.

– Что? – Марина повернула к нему лицо.

– Да ерунда, – сказал Митя. – Мелкое препятствие обозначилось было. Фарватер чист, плыви дальше, у тебя отлично получается… русалка.

– Митя… Разверни меня назад. К тому месту, где мы в воду вошли.

– Что-то не так? – чуть встревожился он.

– Нет, все в порядке, я потом объясню…

Подхватив ладонью Марину под затылок, Митя развернул ее в обратном направлении, и она поплыла столь же уверенно. Когда они оказались почти напротив ярко-красного покрывала, Митя отстал, освобождая ей дорогу:

– Поворачивай налево – и по прямой. Если собьешься…

– Не надо подсказывать! – азартно откликнулась Марина. – Я сама попробую!

Перечить Митя не стал – в конце концов, она плыла туда, где становилось все мельче и мельче и не было опасности ни с кем столкнуться. Явно хочет проявить всю самостоятельность, на какую способна, так зачем ей мешать?

Марина встала на дно, когда ей стало по пояс, и опять-таки довольно уверенно пошла к берегу. Митя двигался на шаг следом, решив, что держать ее за руку сейчас не стоит, еще обидится. Ладно, мимо берега не проскочит, а глубина прекрасно чувствуется телом и без помощи глаз, глаза тут вообще не нужны. Вот на берегу…

Ну да, конечно, она не стала баловать лишней бравадой и идти по пляжу самостоятельно. Оказавшись на песке, встала, дожидаясь Митю. Он подошел, взял за руку. Марина спросила:

– А интересно, я сильно с курса сбилась?

– Самое занятное, что не особенно, – ответил Митя чистую правду. – Отклонилась влево метров на пять, всего делов. Теперь повернись вправо, еще вправо… Вот так. И шагай спокойно по тому же ровному песку…

– Митя, не держи за руку, ладно? Я попробую сама. Скажешь, только когда до покрывала дойдем.

Он убрал руку и шагал за ее левым плечом. Беспокоиться было не о чем, а самоутверждение порой человеку нужно как воздух…

– Стоп! – сказал Митя, когда настало время. – Пришли. Покрывало слева от тебя, буквально под ногой, одежда лежит поодаль, так что располагайся со всеми удобствами.

Марина, нащупав босой ногой ярко-красную ткань, устроилась на покрывале довольно ловко. Заложила руки за голову, блаженно вытянулась, улыбаясь в небо, протянула прямо-таки завороженно:

– Митя, это было прекрасно… Совершенно как раньше… Ты такой молодец, что придумал… Это и есть поэтическое воображение, да?

– Я бы тебе наплел что-нибудь романтическое, но я и сам не знаю, – честно признался Митя. – Понятия не имею, что такое поэтическое воображение… и вдохновение, кстати, тоже. Слышал, что есть вроде бы такие штуки, да понятия не имею, как они выглядят. Я ж не романтик, я поэт-самоучка из райцентра… Да и не поэт, строго-то говоря…

– А вдруг будешь? Для этого ж не обязательно институты кончать. Мало ли самоучек? Роберт Бёрнс вообще из пахарей.

– Так то Бёрнс… – проворчал Митя. – Куда мне до Бёрнса… Марин… А что это ты вздумала назад поворачивать? Вроде так красиво плыла, уверенно, все ладилось…

– Да понимаешь… Смеяться не будешь?

– Когда это я над тобой смеялся?

– Да вот понимаешь… – сказала Марина чуть смущенно. – Показалось вдруг, что вокруг самый настоящий океан, бескрайний такой, глубоченный, и подо мной – бездна, а до ближайшего берега неделю плыть. Прекрасно понимала, что это глупость, и ничего с собой поделать не могла. Так остро почувствовалось… И тебя рядом нет…

– Ну, я-то был рядом.

– Но ты меня не касался. Вот и накатила дурь. Дурь, правда?

– Да ладно, чего в жизни не почудится… Знал я одного экземпляра, так он не в пять, в девятнадцать лет, когда ложился спать, боялся руку с кровати опускать. Все казалось, что из-под кровати какая-нибудь зубастая бабайка вылезет и цапнет. Ну, не так уж чтобы совсем верил, но чуточку, то есть повыше нуля…

– Нет, серьезно?