Кладбищенская работа Алану была по нраву. Тихо, спокойно, начальства, считай, нет. Хоть кладбище и было старинное, задача смотрителей заключалась в том, чтобы содержать его в порядке и всячески за ним. ухаживать И Рикмен хорошо справлялся со своей работой. Да и кладбище это отличалось от большинства других: тут еще царил явственно ощутимый дух уважения к усопшим и слезам непритворной скорби. Заходя на его территорию, можно было ощутить некую «силу» — притягательную и в то же время необычную, заставляющую сердце биться немного быстрее, а плечи опускать ниже. Люди сюда приходили приличные, лишнего себе не позволяли. Ночных пьяниц гонять не приходилось ни разу, не говоря уже о вандалах. Так что ночью —
Дважды Алан переживал такую — «сухую» — грозу. И дважды за тридцать шесть лет, что он работал во многих городах и присматривал за кладбищами (
Когда от инфаркта умер его отец, Алану было девятнадцать. Необремененный тяжестью школьных знаний, он пребывал в полной растерянности — что же будет с его жизнью? За него взялся мистер Бодуен. Он хорошо знал отца Алана и самого парня и понимал, что ничем, кроме работы по присмотру за кладбищем, парень заниматься не сможет. Бодуен добился того, чтобы Алана сделали смотрителем, а его самого назначили ответственным по надзору за молодым человеком — до тех пор, пока тому не стукнет двадцать один.
Алан не знал, почему Бодуен так поступил. Может, ради умершего отца, а может, и нет; быть может причина в том, что у самого Бодуена детей не было, и Алан кое-как да сгодился на эту роль? Алан особо над этим не размышлял, он мог оставаться в привычной для себя обстановке, а также быть рядом с покойным отцом — единственным до Бодуена человеком, кого по-настоящему интересовала жизнь Алана.
Какими бы мотивами ни руководствовался Бодуен, Алан остался на кладбище и, если можно так выразиться, унаследовал хозяйство отца. Правда, тот не успел рассказать сыну о мелких деталях, некоторых тонкостях своей работы, а Бодуен, пожав плечами, сказал только, что Алан сам во всем разберется. Парень понимал, что, если напортачит, его вышвырнут, а Бодуен в этом случае вряд ли сможет ему помочь.
Всего на третий день после похорон отца над городом разыгралась сильная гроза. Молнии то и дело слепили ночь под аккомпанемент рассерженного грома, но на землю при этом не упало ни одной капли дождя. В ту ночь Алан заснул прямо в сторожке, выпив полбутылки крепкой отцовской настойки. Спал крепко, и даже буря не смогла потревожить его сон.
Проснувшись утром, когда гроза уже оставила город позади, рядом с рукой, на которую он положил свою голову, Алан увидел смятый листок бумаги. Он выглядел почти инородно на потертом деревянном столе, поскольку единственными бумагами, которые держал в сторожке отец, были старые газеты. Мальчик медленно встал со стула и заметил на полу грязные следы.
Следы от сапог большого размера — как от тех, в которых обычно ходил его старик. Четкие «шлепки» грязных отпечатков подошвы тянулись от самой двери к столу Алана.
Алан так и замер — в ступоре, прикидывая, закрывал ли он на ночь сторожку. Кому могло прийти в голову ошиваться на кладбище, тем более во время такой грозы?
Все еще сонный, он взял листок и развернул его. Не осознав до конца смысл первых прочитанных слов, он кинул бумагу на стол — резко и брезгливо, словно по ней ползали трупные личинки.
На листе были инструкции для кладбищенского смотрителя, написанные почерком его умершего отца.