Тень и её демон

«Ты использовала его в своих целях, он использовал тебя в своих — чему ты удивляешься? Равноценный обмен!» — мерзко захихикал демон.

Я вздохнула. Демон любил садиться на эту лошадку и рассказывать мне о том, что у всего есть цена. Мне нужен был учитель, который поможет разобраться с магией, и я была готова платить. Но мне всегда казалось, что Арри относится ко мне лучше. Невнимательно — да. Настороженно — может быть. Но вот откровенная ненависть стала для меня неприятным сюрпризом.

«Посмотри на это его глазами и поймешь», — предложил внутренний голос.

Я отрицательно помотала головой. Синие глаза за линзами круглых очков и без того мерещились мне в каждом углу. Они смотрели на меня с укоризной. Гневно. Разочарованно. Я спрятала горячее лицо в холодных ладонях.

Мучительно растягивались минуты. Стрелка на больших напольных часах едва-едва ползла вниз. Предвестники нового приступа кололи виски. Я круговыми движениями массировала надбровные дуги, ожидая, что вот-вот меня скрутит в три погибели очередное напоминание магического контракта. «Браслет… — крутилась одна-единственная мысль в пустой голове, — рассвет».

«Мне нужно еще немного времени. Он где-то здесь, в этом доме. Я найду его», — клялась я. Ощущение надвигающихся каменных стен ушло вместе с головной болью. Стало легче. Древняя магия приняла мою просьбу об отсрочке.

Я стёрла тыльной стороной ладони выступившие слезы, безнадежно огляделась, еще раз цепляясь к каждому предмету, в котором может быть спрятана сумка и браслет. Дольше всего я разглядывала пустую корзину для дров возле очага. Вот бы подойти к ней, не привлекая внимания…

Князь Алишер сидел в кресле у камина и что-то вполголоса обсуждал с невидимым собеседником. Желтоглазый стоял неподалеку и присматривал за мной, пока на плите пыхтела каша и терпеливо посвистывал закипающий чайник. Чайник, тикающие часы, потрескивающие угли в печке — все эти звуки не давали мне толком разобрать, о чем говорил Братоубийца. Как ни напрягала слух, ловила только обрывки фраз про снабжение или вооружение или… окружение. Неразборчивая приглушенная речь раздражала почти так же сильно, как непрестанный зуд под браслетом.

Как я и боялась, заговорщики меня не отпустили. «Нам нужно время, чтобы побольше узнать друг о друге», — сказал Алишер. Без браслета я уходить не решалась. А где его прячут — пока не выяснила. Поэтому молча терпела всё. Благо, князь и Волк действительно сменили тактику и стали относиться ко мне, не как к пленнице, а как к гостье.

Желтоглазый протянул мне глиняную чашку с ароматным травяным настоем. С удивлением я поняла, что мучившая меня непонятная чесотка прошла, как ни бывало. Но радости мне это открытие не принесло. Напротив, неприятным холодком скользнуло по спине дурное предчувствие.

— Слушай сюда. Ты буквы-то различаешь, королевский бастард? — грубовато спросил Волк.

Я кивнула, не без внутреннего содрогания принимая из его рук чашку с обжигающим напитком. Любой знак внимания со стороны человека, который носил на себе целый набор ножей на все случаи жизни, скорее пугал, чем радовал.

— Глянь, что я купил у мальчишки на улице, — мне на колени легла утренняя газета, на первой полосе которой от края до края растянули кричащий заголовок. «Великая библиотека ограблена!»

Мне понадобилось всего мгновение, чтобы понять и ужаснуться. От избытка эмоций вскочила на ноги. Чай выплеснулся на меня и сильно обжег, но я не обратила внимания. Впилась глазами в крупные буквы заголовка: «Воры проникли в Великую библиотеку. Смотритель дает скандальные показания!»

«Да ты теперь знаменитость!» — восхитился демон.

«Не поняла, так смотритель жив? Но я же сама видела…» — в первый момент я обрадовалась, что Арри перестанет на меня злиться, а потом вспомнила, что его больше нет, и радость рухнула в образовавшуюся дыру в груди.

«А может, убийца так и задумал. Оставил живого свидетеля, который запомнил именно тебя», — гнусно захихикал тот, кто всегда рад, если у меня неприятности. Без неприятностей ему скучно в моей голове сидеть, видите ли.

«Проклятье!» — безмолвно закричала я и так сильно стиснула пальцами тонкую газетную бумагу, что едва не разорвала своё изображение надвое.