Тень и её демон

Даже спустя тысячу лет находятся люди, для которых нет ничего превыше буквы Закона. «Есть кровь Древняя, а есть кровь Новая — суть человеческой природы в ней. Дитя смешения кровей — несет погибель своему народу», — вроде все прекрасно знают эти две простые строчки, но уже мало кто всерьез задумывается о том, что совершает — ни много ни мало — предательство в глазах Создателя и его самых фанатичных последователей, когда вступает в связь с носителем другой крови. Как это часто случается со словами Создателя, их долго не понимали правильно, что привело к нескольким столетиям жестких преследований тех, кто пошел против Закона — и особенно тех, кто родился с этим клеймом…

— Поменьше болтай, ты, — процедил Волк сквозь зубы. Я подумала, что Желтоглазому тоже не понравилось выражение, выбранное распорядителем. Мои губы чуть дернулись в неком безжизненном подобии улыбки. Из всех присутствующих именно Волк больше всех подходил под это определение — не зря он не смог пропустить мимо ушей оскорбление, обращенное не на него. У меня-то кровь самая чистая, какую только можно найти под луной. Каждая капля моей крови не подлинная, конечно, но зато — копия самого идеального оригинала.

— А что, я не прав? — горячился распорядитель. — Я тут же связался с самим королем и доложил ему, что, мол, шпиона из Ночной гильдии его же собственные гвардейцы притащили туда, где хранятся все запасы… — он запнулся и натужно закашлялся, прочищая горло.

— Ты всем про запасы растрещал уже? — холодно осведомился Волк, замедляя шаг.

Я навострила уши, услышав намек на тайну своего хозяина, но была разочарована. Ничего, кроме сбивчивых извинений от распорядителя, на эту тему больше не услышала. Заверив, что он нем как рыба, бородач закрыл проход в подвальные помещения и уселся за стол, всем своим видом демонстрируя полнейшую немоту, глухоту и погруженность в важные документы учета.

От казематов я шла с большей тяжестью на сердце и тревогой, чем туда. Я могла бы сходу перечислить сотню мест в Белом дворце, где можно без особых предосторожностей прикончить человека и не вызвать никаких подозрений. Мне оставалось только надеяться, что я все еще нужна им живой и желательно невредимой.

— Показывай дорогу к принцессе. У меня для нее сообщение от дяди, — оскалился в притворной улыбке Волк. — И не забудь, что твоя жизнь дороже, чем её благополучие. Будь кралей да помалкивай.

Глава 4. Не читайте до обеда чужие письма

Белый дворец. Около полудня. Первый день весны.

Получить свернутой в трубочку газетой по макушке — не смертельно, если ты не муха, но неожиданно. Особенно, если предварительно просидеть несколько часов за решеткой, будучи уверенным, что жизнь закончилась.

Когда Эсстель развернула газету и принялась с чувством зачитывать куски заметки с первой полосы, я не придумала ничего лучше, чем покаянно повесить голову и не издавать ни звука. На последней фразе Эсстель задохнулась от возмущения и, за неимением нужных слов, еще трижды ударила меня газетой по щекам. По правой, левой и снова по правой.

Я всё ещё не могла издать ни звука, поэтому стиснув зубы, терпела и не делала попыток увернуться. Только жмурилась на каждый хлопок. Создатель, просивший не отвечать ударом на удар, похвалил бы за точное следование заветам. Мне бы не помешал сейчас любой знак, что Он меня не оставил.

— Ну! Говорите же! Я хочу услышать от вас, что произошло в Академии! Вы решили скомпрометировать меня в глазах народа, вздумав напасть на магистра? Вы по глупости решили, что он при этом вас не узнает? — с угрозой спросила Эсстель, сжимая в руках измятую газету.

— Это не я напала на смотрителя, принцесса. В случившемся нет моей вины, — мой голос после долгого молчания был хриплым и неразборчивым.

Я коснулась пальцами горла в том месте, где рождается голос, словно могла потрогать его, и сморгнула самовольные слезы. Глупая радость опьянила меня.

«Хоть бы это больше никогда не повторилось!» — мысленно взмолилась я высшим силам.

«Ага, никогда такого не было и вот опять», — у демона, как обычно, было своё мнение на этот счет.

Эсстель потерла основанием ладони покрасневшие глаза.

— Вы мне лжете. И не впервые. Мы уже обсуждали этот вопрос. Вы даете мне слово, а потом нарушаете его. У вас нет чести, и я не могу больше вам доверять… — во время своего монолога принцесса все больше распалялась и повышала голос. — Пока вы ожидали в казематах, мой отец и все советники отчитывали меня, словно девочку, а прямо сейчас я должна идти и объясняться с Магистериумом, и они от меня живого места не оставят — а вы даже не соизволите попросить у меня прощения?!