Тени незабытых предков

И стал диктовать: грассируя, медленно, четко, методично, дотошно, со всеми красными строками, точками, запятыми, кавычками, двоеточиями… На втором стихотворении рука моя дернулась и дала сбой. Я ждала, что стихи будут новые, а эти строки были знакомы до боли и уже опубликованы. Заикнулась было, но воодушевленный (поклонником, видимо) поэт меня не слышал. Надиктованное я аккуратно перепечатала и с сопроводительным письмом отправила в редакцию. Подборку, конечно, не опубликовали.

Межиров в разговорах со мной к подборке не возвращался и больше никогда о ней не спрашивал.

В мае 2009 года, в очередной раз возвратясь из России, я позвонила в Нью-Йорк и услышала взволнованный голос Елены Афанасьевны: «Александр Петрович ушел из дома два дня назад погулять, и до сих пор не вернулся…» На следующий день, когда я снова позвонила, Межиров был дома, но к телефону уже подойти не смог. Супруга поэта рассказала, что он потерялся в большом городе, что внезапно отказала память и, когда ему попытались оказать помощь полицейские, он вспомнил и назвал адрес… мастерской своего самого близкого друга – скульптора Эрнста Неизвестного.

А 22 мая Межиров умер. В моем архиве осталась продиктованная им подборка стихов. И сегодня, спустя столь долгое время, я подумала: «Как же опрометчиво мы поступили, ожидая от поэта только новых, не опубликованных работ! Ну и что, что стихи были «не с пылу с жару»? Мы спокойно прошли мимо тех, что отобрал для нашей газеты он сам: главные, по-видимому, для него в тот момент жизни!

Поэтому сегодня привожу не опубликованную (и по моей вине тоже) подборку Александра Межирова полностью.

Что ж ты плачешь, старая развалина, —Где она, священная твояВера в революцию и в Сталина,В классовую сущность бытия…Вдохновлялись сталинскими планами,Устремлялись в сталинскую высь,Были мы с тобой однополчанами,Сталинскому знамени клялись.Шли, сопровождаемые взрывами,По всеобщей и ничьей вине,

О, какими были б мы счастливыми,Если б нас убили на войне.

* * *

Москва. Мороз. Россия.Да снег, летящий вкось.Свой красный нос, разиня,Смотри не отморозь!Ты стар, хотя не дожилДо сорока годов.Ты встреч не подытожил,К разлукам не готов.Был русским плоть от плоти,По мыслям, по словам.Когда стихи прочтете,Понятней станет вам.По льду стопою голой

К воде легко скользил.И в полынье веселойКупался девять зим.Теперь как вспомню – жаркоСтановится на миг.И холодно, и жалко,Что навсегда отвык.Кровоточили цыпкиНа стонущих ногах.Ну, а писал о цирке,О спорте, о бегах.Я жил в их мире милом.В традициях веков,И был моим кумиромЖонглер Ольховиков.

Он внуком был и сыномТех, кто сошел давно.На крупе лошадиномРаботал без панно.Юпитеры немели,Манеж клубился тьмой.Из цирка по метелиМы ехали домой.Я жил в морозной пыли,Закутанный в снега.Меня писать училиТулуз-Лотрек. Дега.

* * *

Не забыт наверняка Гинзбург Лёва, —Повелитель языка, пастырь слова.Он на виллы к палачам заявлялся по ночам, —

Разговор не разглашать обещался.Обещанье нарушатьНе боялся.Не боялся ни ножа,Ни кастета,Жил на свете не дрожа,И вообще-тоОпасался пустяка,Только тени,Адьюльтера, например,Где-то в Вене.И однажды мне сказалИз-под спуда:Неудавшаяся жизнь —Тоже чудо.

* * *