Теория бесконечных обезьян

Однажды из «Аргуса» ушла одна из постоянных авторов – с нее началась первая наша детективная серия «СыщИкс». Серия давно разрослась и не бедствовала, но с Лилей Шубиной у нас были прекрасные отношения, позади много лет вместе. Отношения проиграли в неравной борьбе с предложенными переводами, газетами, пароходами. Конкурент был больше и щедрее, так что Лиля пожелала нам успехов, а вскоре выпустила новый цикл в другом издательстве – в переплете, в стильном дизайне в духе качественных киноплакатов. Коллеги сделали ей правда красивые книги. Наши обложечные будущие дачники, конечно, не могли и рядом стоять. Не то чтобы я переживал… хотя переживал. В один из особо желчных дней к нам как раз приехала Варя и спросила, а что, собственно, случилось, почему я такой печальный. Я рассказал и в заключение признался:

– Знаете, Варь… и денег не жалко, и серия не пропадет, а мерзко. Наверно, я ревную.

Варя засмеялась.

– Да? Ревнуют либо тех, кого до безумия любят, либо тех, с кем никак не могут сойтись.

Я подумал, что ни один вариант мне не подходит, и удивленно поинтересовался:

– А иначе, по-вашему, не бывает?

– Не бывает. Тех, кого мы любим, мы ревнуем потому, что они наш воздух. А вокруг тех, с кем хотим сойтись, прощупываем почву и боимся обвала. Каждый человек, которого они, например, к себе приближают, не замечая нас, – такой вот обвал.

Я еще не дергался, но уже знал: у меня к Варе что-то. А она там вовсю поддавалась своеобразному обаянию Джуда, будь он неладен: прямо спелись. Так что я провел нужные параллели и, стараясь не думать о подобном, рассмеялся.

– Ну и почему же я тогда расстроился, будто у меня жену из гарема украли?

Варя склонила голову. Она была без очков, как всегда. Она вообще в них не нуждалась. Импозантное пенсне, которое она носила последний год, было, кажется, куплено, только чтобы делать селфи, а потом – выпасть в окно. При упоминании гарема сморщился ее тонкий, но когда-то явно сломанный нос и дрогнули в улыбке вишневые губы. Почти слышимое «фыр».

– Вы собственник, – припечатала она. – Вас профессия обязывает. Собственничество не ревность. Если бы у меня из курятника лиса стащила курицу, я бы тоже расстроилась.

Вот так вот. Курица. Собственничество. Собственничество в нашем мирке действительно часто подменяет здравый смысл и здоровые отношения. Собственничество шепчет: «Это твой, твой, твой человек. Он может и должен сделать для тебя все, а если не сделает – сволочь». Мы слышим сам этот голосок – тоненький такой, сипловатый, доверительный – очень четко, но вот слова нам чудятся другие. «Мы же друзья». Или «Мы что-то большее»? Опасные мысли.

А ты вот и правда мое «большее», Варь. И я тоже верил, что ты не уйдешь. Чему меня учили в университете, которого, поговаривают, и нет больше в прежней ипостаси?..

Текст. Текст. Текст. Сюрреализм, который невозможно читать. Постмодернизм, который невозможно понять. Бездарный крик: «Хочу затмить классиков!» Сыро. Сыро. Сыро.

Чтение самотека сродни работе старателя. Они тоже видят много пустой породы. Самое досадное, когда «пустую породу» прикрывает хороший синопсис или еще что-нибудь блестючее. Многие из претендентов на штурм Башни любят петь себе дифирамбы. И ладно бы просто пели, но делают они это так долго, что ухо, прижатое к телефону, успевает отсохнуть, а глаза, проглядывающие письмо, – закрыться. Нескольких лет работы мне хватило, чтобы сделать простой математический вывод: длина сопроводительного письма или вводной речи автора, как правило, обратно пропорциональна уровню текста. Я абстрагировался от всех этих «выпускник литинститута им. …», «публиковался в издательстве “…”», «имею степень по…» и «получил премию за…». Это не те слова, по которым можно что-то понять. Те слова – в рукописи.