Теория выигрыша

«Следует сделать так: изложить реальную историю вербовки…».

Она сидит некоторое время, смотрит в окно.

«В 2000 году я работала корреспондентом в небольшой газете. Читателям нравилась мистика, и нашим постоянным автором стала профессиональный парапсихолог по имени Галина».

«…затем рассказать о записи (она происходит в произвольном порядке; по данному телефону разрешается позвонить, чтобы использовать этот разговор в статье)».

– Слушаю вас, – говорит спокойный женский голос.

– Я бы хотела записаться на лекции по теории выигрыша.

– Вы должны привезти сто двадцать тысяч долларов по адресу, который у вас есть. У вас есть адрес?

– Да.

Она ждет, что ее спросят: «А откуда у вас этот адрес? Откуда этот телефон? Кто вам его дал?», но ее об этом не спрашивают. У женщины такой будничный и такой незаинтересованный голос, кажется, в глубине ее квартиры разговаривают дети, и она говорит куда-то в сторону: «Да тише вы!».

Кто эта женщина? Жена Александра Мостового? Его дочь? Можно было бы узнать это по базе данных телефонов, которая продается на Горбушке, но Лидия думает, что это лишнее: какая разница? Ее любопытство не должно выходить за пределы ее намерения.

– Когда вы придете? – спрашивает женщина.

– Я могу прийти завтра. Во второй половине дня.

– Захватите паспорт.

Легко двигаться по этому коридору, в нем такие прочные стены. И никаких ответвлений, никаких тайных комнат. Это даже приятно.

– Ты о чем задумалась, мать? Ты расстраиваешься, что ли? – Экономический обозреватель хлопает ее по плечу. – Пошли бухнем? Да ты не парься, теперь все будет даже лучше. Ты со стариком ладила, я знаю, но из-за этого ты не видела его недостатки.

– Да идите уже! – кричат им. – Тут назрел тост!

– Зачем они кричат? – говорит Лидия. – Виктор Сергеевич может обидеться.

– Да он уехал уже, ты не видела? Сказал, что завтра новый придет. Молодой и красивый.

– С военной выправкой! Ха-ха-ха. Идите уже, водка стынет!

24

Семену Лацке было семь лет, когда их с отцом бросила мать. Сказать, что это сильно повлияло на мальчика, значит не сказать ничего. Мальчик онемел от горя. То есть натурально перестал разговаривать и молчал два года подряд.

Вначале его таскали по врачам-педиатрам и врачам-психиатрам, потом в ход пошла тяжелая артиллерия: профессора, приятели отца. Пока они разбирались с недугом, бедный Лацке-старший, на которого и так свалилось множество бытовых проблем, был вынужден освоить язык глухонемых. Он попытался обучить этому языку своего замолчавшего сына, чтобы наладить с мальчиком хоть какое-то общение. Все было зря: мальчик не хотел разговаривать ни звуками, ни жестами, ни даже движениями глазных яблок. Глаза у него моргали, но в стороны не двигались, причем оставались неподвижными и во сне.

Отец прокрадывался каждую ночь к постели сына, вглядывался в нежно опушенное лицо, пытался поймать движение глаз за плотно сомкнутыми веками. Но глаза не двигались.

Отец Семена был профессором медицины – специалистом в области нормальной физиологии – и если немота его не особенно пугала, то неподвижность глаз очень тревожила. Неподвижность ночью означала отсутствие фазы быстрого сна, а это, как известно даже студенту-медику, вещь, неизбежно приводящая к смерти.

Именно тогда Лацке-старший начал активную беготню по друзьям-профессорам. Стало понятно, что надо изучать мозг, выбивать редкие для тех времен исследования. Согласования тянулись слишком долго: сон всегда был темой малоизученной, и пока папаша бегал, сроки неизбежной смерти прошли, но смерть не наступила. Без быстрого сна можно прожить неделю, не больше, а тут уже третий месяц заканчивался. И без исследований стало ясно, что мальчик спит нормально, только снов не видит, глазами не двигает и еще днем молчит.

Чудесный ребенок, волшебный! – сказал Лацке-старшему профессор-психиатр. Мол, вы же знаете, сколько в нашей области неизведанного. Профессор-психиатр на самом деле считал мальчика абсолютно нормальным, но он считал ненормальным отца – своего старого друга, однокашника по Первому медицинскому. В то, что глаза Семена ночью неподвижны, он категорически не верил. Все придумал бедный отец, свихнувшийся от предательства молодой и веселой жены, сбежавшей с автослесарем. Тут чокнешься. Ну, а бзики у каждого шизофреника свои. Нет ничего странного, что у профессора нормальной физиологии они медицинские.

Недуг закончился в один миг.

В тот день профессору Лацке, наконец, пришла карточка на машину, и он поехал в магазин, взяв с собою сына. Насчет машины было трудное решение: Лацке-старший недолюбливал технику, и предательница-жена была этим сильно недовольна. В последние годы их совместной жизни она особенно настойчиво просила его купить автомобиль – только что появившийся «Москвич-401». «Ну, ты не хочешь водить – я научусь» – говорила она, и он теперь всегда морщился, вспоминая эти ее слова. Понимал, откуда настойчивость, покрывался запоздалым потом отвращения: ведь если бы купил, а она бы стала ездить, и ездила бы в автосервис, и вот на заднем сидении его автомобиля…