Теория выигрыша

Она это часто говорила, и дочь обычно вежливо улыбалась.

– А ты кто вообще-то? – вдруг спросила сейчас.

– В смысле?

– Ну, Семену ты кто?

– Он же женат, ты знаешь. И он не может развестись, его тесть в порошок сотрет.

– Ну и что?

– Что – что?

– Какая разница, по каким причинам? Ты ему кто?

– Как это – какая разница? – изумилась Верка. – Да большая разница. Не могу я требовать от человека, чтобы он….

– Вот и мусульманки не могут требовать, – перебила Лидия. – Не могут они требовать, чтобы мужчина ушел от старой жены. Поэтому становятся вторыми женами и третьими.

Это была их первая размолвка, и последствия размолвки оказались странными: Верка стала обижаться на Семена за то, что дочь стесняется ее двусмысленного положения, а Лидия, наоборот, воспылала к Семену теплыми чувствами, зато на мать разозлилась. За эту ее особенность не видеть в упор то, что нежелательно, за волшебные трактовки событий, за сказки про красивого Лидиного отца: «Ой, какой был красавец, все девчонки в техникуме умирали!». Это тоже было враньем, потому что у красивого отца была бы красивая дочь.

Тем временем началась перестройка. И о Верке, тихо работающей в окраинном магазинчике, вспомнили. Это мокеевский папаша – генерал – написал Горбачеву письмо поддержки, что, мол, новое мышление и все такое, и его отблагодарили, вытащили на парад, отряхнув с мундира пыль склепа, в котором он уже одной ногой стоял. Горбачев пожал ему руку и сказал, что не каждый молодой так молодо мыслит. И что побольше бы таких ветеранов.

Дошла царская милость и до Мокеевой: Горбачев доброжелательно относился к андроповским чисткам, а Мокеева как раз их и пересидела на пенсии, оказалась незапятнанной. Карамельный поток милости полз себе и полз сверху вниз – не быстро – да и дополз до Верки. И назначили ее буквально за один день заведующей крупнейшей овощной базой Москвы. Должность, прямо скажем, огромная и в смысле почета и по возможностям.

Семен не узнал о ее взлете. В тот прекрасный день, когда ее утверждали, он имел интимную встречу с молоденькой студенткой педагогического. В конце встречи Семен почувствовал себя плохо. Еле дополз до дома, там слег. Было у него опасение, что настигнет отцовский недуг и придется оглохнуть или ослепнуть. Но ничего такого не произошло. Его просто мутило, болела голова, да немного расплывалось перед глазами.

Третья жена – медицинский работник – на следующий день устроила ему полное медицинское обследование, которое выявило только неважные показатели крови. За деньги добились снимков мозга.

Опухоль оказалась неоперабельной. Онколог предположил, что злокачественная наросла на месте доброкачественной, довольно большой и старой.

– Она вам не мешала? – спросил больного.

– Я никогда не видел снов, – прошептал Семен.

Вечером в больнице он увидел первый в жизни сон. Будто они с Веркой идут по улице – не летят, идут – и едят мороженое. И Верка – она еще и его мать.

Семен проснулся и немного огорчился, что ему не приснилась огромная волна или море с китами, а приснилось совсем уж бытовое, если, конечно, не считать мать. Потом он стал думать, что сон мало отличается от жизни, но в нем легче ходить. И пласты событий во сне двигаются легко, словно смазанные маслом, они скользят в обе стороны и становится ясно, что во сне нет времени и нет закона, по которому причина предшествует следствию.

У него еще хватило сил на такие мысли.

Потом он подумал, что Веркины враки были поинтереснее настоящих снов, да и вообще, были самым интересным в его жизни.

В следующую секунду в районе сердца зародилась горячая нежность по отношению к Верке, ко всем женщинам, которых он знал, он простил мать и пустил горячее беспрепятственно растекаться по телу. Ему стало тепло до кончиков пальцев.

«Верка – удивительная, – пробормотал он, и из его рта вылетело еле заметное облачко радужного пара. – Такая врушка, но я любил ее больше всех на земле».

Это были его последние слова.

Взбудораженная карьерным взлетом Верка хватилась Семена только через неделю. Он уже был похоронен. Ее поразило, что первая жена ей не позвонила. Оказалось, что и остальным Семиным любовницам на похороны прийти не позволили. Видимо, не такой уж смиренной и довольной жизнью была дочка внешторговца.

Спустя еще две недели Верке позвонил их с Семеном общий знакомый – адвокат. Он сообщил, что дом Лацке-старшего, сам по себе простой, но находящийся в престижном стародачном месте, завещан ей, Верке. И что дочка внешторговца рвет и мечет, поскольку и кое-какое другое имущество завещано разным женщинам. Но все по закону. И через полгода надо оформлять.

Смерть Семена расстроила Верку гораздо меньше, чем она сама ожидала. Отношения с Лидией в то время были неважными, а их ухудшение в Веркиных воспоминаниях крепко увязалось с Семеном. Так что она даже вздохнула облегченно, хотя Семена было жаль.

– Но смерть хорошая, всем бы такую, – сказала она вслух.

– Ну ты даешь! – возмутилась Лидия. – Ты знаешь, сколько стоит эта дача, которую он тебе подарил?

– А я ему отдала восемь лет жизни! – воскликнула Верка. – Это мало?