Все эти сведения и впечатления относятся к концу 90-х – середине 2000-х. В 2006-м пожизненный президент Туркменистана скоропостижно скончался; его преемник несколько демократизировал жизнь в стране (разрешил Интернет, вернул пенсии, григорианский календарь), и СМИ потеряли интерес к происходящему в среднеазиатском государстве. В последние годы я лично слышу время от времени о туркменском газе, а вот о людях – совсем ничего. По телевизору, радио, в газетах у нас сообщают, как правило, о катастрофах, терактах, переворотах, а повседневность, тем более на постсоветском пространстве, мало кого интересует…
Конечно, за пять дней невозможно понять, как и чем живёт целая страна. Тем более что пять дней эти проводишь в столице. Беглые впечатления: архитектура современного Ашхабада величественная, по-настоящему столичная; много зелени, много фонтанов. Подростки на роликах, дискотека на улице Алишера Навои, в самом центре. На каждом перекрёстке стражи порядка, но, в отличие от московских, они без автоматов. Студентки в национальных платьях, с косами и в тюбетейках, с лёгкостью переходящие с туркменского на русский, с русского на английский. Никакой запуганности, напряженности, но дисциплина, особенно в рабочее время, чувствуется во всём, начиная с формы одежды и кончая поведением.
Гуляя вечерами по бульварам, мы то и дело слышали русскую речь (в отличие, скажем, от Еревана, Кишинева, где я побывал не так давно). Узнали – почти четверть населения города русскоязычные (русские, украинцы, татары, армяне, казахи). Одна из самых популярных газет – «Нейтральный Туркменистан» – издаётся на русском языке. Телевидение транслирует несколько российских каналов, а жилые дома буквально обвешаны тарелками, Интернет вполне доступен: информационного голода у людей вроде бы нет.
Туркменистан во всём подчеркнуто независимое, крепкое государство, идущее своим путем и в то же время стремящееся возродить и наладить контакты и со странами бывшего Советского Союза, и с остальным миром. И Россия, судя по всему, по-прежнему – самый близкий сосед. По крайней мере, пока. Не стоит забывать, что южные соседи светского Туркменистана – Иран, Афганистан и вообще очень неспокойный, бурно меняющийся регион.
В Ашхабаде я увидел немало примет позднесоветского времени, эти приметы могут показаться странными и слегка смешными, но если они вдруг исчезнут, то, скорее всего, станет хуже, мрачнее. Наверняка…
Именно здесь, в Ашхабаде, я задался вопросами (наивными, конечно, глупыми), что такое государство, что значит быть гражданином?.. В общем-то я часто ими задаюсь, особенно в последнее время, но когда ты оказываешься там, где государство во всём, а каждый человек очень напоминает гражданина, вопросы эти заостряются.
Я родился в 1971 году в далёком от Москвы городе Кызыле, стал что-то соображать году в 82-м; похороны Брежнева в ожившем после трех дней черноты телевизоре стали одним из ярчайших впечатлений уходящего детства. Впечатлением не из окружающего меня мира, а того, большого, внешнего.
Потом главой государства стал Андропов, и заговорили о трудовой дисциплине, порядке… Один раз я стал свидетелем такого: был в кино на дневном сеансе (пошел после уроков), и посреди фильма в зале зажегся свет, вошли дружинники и вывели в фойе взрослых. Через пару минут некоторые взрослые вернулись, а трёх-четырех, видимо, куда-то увезли, увели. Фильм продолжился. Дома я узнал, что теперь в дневное время опасно ходить в кино, в магазины, быть на улице – милиция и дружинники спрашивают, почему люди не на работе.
В общем, при Андропове стало жёстче, но, кажется, особых недовольств эта жёсткость не вызывала. Народ (пока еще советский народ) понимал, чувствовал, что эти ужесточения – быть может, последний шанс сохранить тот, по существу, устраивающий большинство строй, порядок вещей, да и огромную страну, которая при позднем Брежневе начала потрескивать (в Тувинской АССР, к примеру, всё чаще вспоминали, что до 1944-го года республика была независимой, и неплохо бы к независимости вернуться; это я помню хорошо). К тому же, вместе с ужесточением дисциплины, идеологии слегка спал советский аскетизм: скудный ассортимент ширпотреба и продуктов питания начал расширяться; событием стало появление в магазинах наших советских видеомагнитофонов… Может быть, они появились после смерти Андропова, но разрешение на их массовое производство и продажу упорно приписывали Юрию Владимировичу.
Потом пришёл Черненко, подморозил реформы, продолжил застой. А сменивший его Горбачёв с быстрыми и часто спорными преобразованиями, свободой и гласностью развалил и строй и страну. И парадокс в том, что освобожденный от гнета коммунистов, государства народ возненавидел освободителя; и на рубеже 80-х – 90-х никакие инициативы Горбачёва и его правительства (а в целом и государства) не могли быть реализованы: люди (подавляющее большинство) хотели лишь одного, чтобы Горбачёв ушел. Тем более это желание обострилось, когда опустели продуктовые магазины.