Терапевт

Вот что я помню о Массимо с того последнего вечера: что на плече у него, к моему изумлению, оказалась татуировка акулы. Что он боялся, как бы кто-нибудь не вошел, хотя я заперла дверь. Что мы делали это стоя, прислонившись к стене, что в таком положении это не особенно приятно, но все равно здорово. Что пока мы это делали, я упросила его сказать что-нибудь по-итальянски, а он смущался, не мог сразу найти нужные слова, но и не хотел меня разочаровать и в конце концов сказал: «Сара, белла». И я тут же пожалела о своей настойчивости. Что самым классным было вернуться к остальным и никому ничего не сказать, но весь остаток вечера многозначительно улыбаться друг другу.

Ранним утром, часов в семь, все, кто еще не разъехался, разделись и полезли купаться. Я во второй раз увидела татуировку Массимо. Вода была ледянущая, я окунулась с головой. Вытерлась на берегу списанным театральным занавесом. Потом, одевшись, слишком долго и многообещающе обнимала Массимо; когда он попросил номер телефона, написала на листочке выдуманный и отправилась вместе с Роньей на вокзал.

— Что там у тебя с этим итальянцем? — спросила она.

— Ничего, — ответила я.

В поезде я всю дорогу домой спала.

* * *

Когда я вернулась домой, Сигурд еще не пришел из архитектурной школы. Я старалась не заснуть, дожидаясь его, а когда он пришел, минут десять мы общались.

— Хорошо провели время? — выговорил он, откусывая от бутерброда с сыром, а глаза у него были красные от усталости. — Расскажи.

— Отлично, — ответила я.

— Вот и чудесно, — сказал Сигурд, но взгляд у него уже поплыл.

* * *

Всего через неделю воспоминания о джазовом фестивале выцвели так же, как и другие воспоминания о Бергене: это случилось в другое время, с девушкой, которая не совсем я, просто я ее знаю или читала про нее. Сигурд надеется в течение лета защитить диплом. Теперь он даже ночевать иногда остается в архитектурной школе, забирается со спальным мешком и подушкой внутрь инсталляции, над которой работает. Ронья вернулась в Мадрид, и в электронных письмах мы пишем друг другу всякую незначительную ерунду. Мне почти всегда удается удержаться от слез до возвращения домой, в нашу квартиру. Я подаю резюме в пару клиник, делаю себе новую стрижку.

Однажды прихожу с работы, а Сигурд дома. Я не ожидала этого, и когда его голос зовет меня, я откликаюсь:

— Сигурд? — Словно не могу поверить, что это и правда он.

— Я на кухне, — говорит он, и я иду туда, не сняв уличную обувь.

Сигурд сидит за кухонным столом. Перед ним лежит открытка.