– Да… правую половину не чувствую, хотела убедиться, что левая при мне…
– При вас и правая, не волнуйтесь. Все прошло очень хорошо, когда окончательно заживет – даже швов не найдете. Но с загаром придется быть предельно аккуратной.
– Я не фанатка. Говорят, это вредно, да и не очень модно.
– Правильно говорят. Знаете ведь выражение «аристократическая бледность»? Ну, вот. К лету обзаведетесь кружевным зонтиком, будете везде его с собой носить.
– Это обязательно? Я не фанатка всяких платьев и рюшей…
– Купите спортивный зонтик, – улыбнулся он. – Но беречься от лучей придется в любой одежде. Имейте в виду – даже самые тонкие и практически невидные шрамы загаром не покрываются, остаются белыми и выдают место операции.
Я вдруг посмотрела на него и серьезно сказала:
– Знаете, Матвей Иванович, а мне впервые в жизни стало плевать, узнает ли кто-то об операции.
– Да? Что за переворот в сознании? – удивился Мажаров. – Или это просто наркоз еще не совсем отошел?
– Это неважно… ну, в смысле – неважно вообще, кто и что подумает. Люди всегда найдут повод для сплетен, даже если ты очень стараешься им его не предоставить. А в моей профессии всегда слухов и сплетен куда больше, чем правды.
– У вас есть ко мне вопросы? – спросил Мажаров, аккуратно бросил взгляд на часы, и я поняла, что он торопится.
– Нет… спасибо, Матвей Иванович. У меня уже все хорошо.
– Пока еще не все, но непременно будет, это я гарантирую. А сейчас… извините, мне пора, – он поднялся. – Если что – не стесняйтесь, вызывайте дежурную сестру, а она, если потребуется, вызовет дежурного врача, сегодня Филипп Аркадьевич в ночь.
– Хорошо…
Мажаров ушел, а я протянула руку к задвинутым на окне жалюзи и дернула ручку, поднимавшую их вверх. В палате сразу стало солнечно и так светло, что я невольно зажмурилась – надо же, как снег сияет…
К вечеру я настолько осмелела из-за отсутствия болевых ощущений, что решила встать и пройтись по палате. Меня, правда, сперва здорово шатнуло, так, что я едва успела ухватиться за высокую кроватную спинку.
– Так, спокойно… – произнесла я, восстанавливая равновесие. – Без резких движений… аккуратно…
Я не знала, зачем мне вдруг так приспичило встать и бродить по палате кругами, то и дело хватаясь то за стены, то за мебель, чтобы не упасть. Голова кружилась, как в детстве на аттракционе «Ветерок» – такая большая карусель с креслами на цепочках, которые при наборе скорости летели высоко над землей.
Я очень боялась кататься на нем, но всегда оказывалась у билетной кассы раньше подружек, с которыми пришла. Учила себя преодолевать страхи… не скажу, что помогло…
Помню, на съемках какого-то сериала мне пришлось перелезть через перила балкона на четвертом этаже и стоять, держась руками сзади.
Дело было в том, что сценарист и режиссер вписали эту сцену ночью, и возможности пригласить каскадершу не было, а снять нужно – хоть тресни. Меня обвязали за талию веревкой, как-то закрепили ее в комнате, чтобы не было видно, плюс – всю эту «страховку» контролировали два здоровенных мужика из охраны ближайшего супермаркета – вот их найти и даже за работу им заплатить у режиссера возможность нашлась – но я все равно боялась даже дышать, а не то что текст произносить. Но спасибо – там было всего две реплики, и, отсняв сцену почти одним дублем, меня благополучно вернули на балкон, однако вечером я здорово напилась, потому что боялась лечь спать и увидеть во сне, как лечу на асфальт с чертова балкона.
Сегодняшнее мое состояние было примерно таким же, только вот напиться вечером мне не светило… но можно, конечно, попросить снотворное. Свой шаг с балкона я сделаю на днях.
Матвей, вернувшись домой после проведенной операции, выглядел довольным и почти таким, как раньше.
Это меня очень обрадовало. Неприятности мужа всегда давались мне труднее собственных, потому что со своим я могла разобраться так, как считала правильно, а вот с тем, что происходило у Матвея, – нет. И бездействие угнетало меня даже сильнее, чем его.
– Меня завтра к следователю вызывают, – сказал Матвей, укладываясь на кровать рядом со мной.
– Тебе адвокат нужен, Матвей.
– Ерунда.
– Нет! – тут уж я позволила себе слегка повысить голос. – Без адвоката в этом случае ты вообще ничего говорить не должен.
– Аделина, я ни в чем не виноват – а привести с собой адвоката автоматически значит подтвердить собственную вину.
– Абсолютно ничего это не значит! Но адвокат не даст тебе наговорить того, от чего потом сложно будет отказаться.
– А что такого я могу наговорить? Я был дома весь вечер и всю ночь, я провожал Оксану до такси и расплачивался с водителем – это и скажу, пусть ищут таксиста.
– Не будут они искать. Им очень даже интересно на тебя это повесить – и шум заодно поднять. Не могу только понять, кому это выгодно.
– Кому угодно, Деля. Тому, например, кому твоя клиника приглянулась – или земля под ней, – Матвей закрыл глаза и забросил руки за голову. – Кому угодно, – повторил он спустя пару секунд.
– Знаешь что? – я села, поддерживая загипсованную руку. – Если на то пошло – так и черт с ней, с клиникой.