Терпимость

Ученики этой школы становятся императорами, султанами, сахемами ( предводителисевероамериканских диких индейцев, а также собрание этих предводителей и престарелых воинов), шейхами и архиепископами, и они редко рассматривают профсоюзы как неотъемлемую часть цивилизации. Они усердно работают и строят дороги, казармы, соборы и тюрьмы.

Приверженцы второй школы политической мысли рассуждают следующим образом: “Средний человек – это самое благородное изобретение Бога. Он сам по себе суверен, непревзойденный в мудрости, благоразумии и возвышенности своих побуждений. Он вполне способен позаботиться о своих собственных интересах, но те комитеты, через которые он пытается управлять вселенной, как говорится, медлительны, когда дело доходит до решения деликатных государственных дел. Поэтому массы должны оставить все исполнительные дела нескольким доверенным друзьям, которым не мешает насущная необходимость зарабатывать на жизнь и которые могут посвятить все свое время счастью людей”.

Излишне говорить, что апостолы этого славного идеала являются логичными кандидатами на должность олигарха, диктатора, первого консула и лорда-протектора.

Они усердно работают и строят дороги и казармы, но соборы они превращают в тюрьмы.

Но есть и третья группа людей. Они смотрят на человека трезвым взглядом науки и принимают его таким, какой он есть. Они ценят его хорошие качества, они понимают его ограниченность. Долгое наблюдение за событиями прошлого убедило их в том, что среднестатистический гражданин, когда он не находится под влиянием страсти или своекорыстия, действительно очень старается поступать правильно. Но они не строят себе ложных иллюзий. Они знают, что естественный процесс роста чрезвычайно медленный, что было бы так же бесполезно пытаться ускорить приливы и отливы или смену времен года, как и рост человеческого интеллекта. Их редко приглашают возглавить государство, но всякий раз, когда у них появляется возможность воплотить свои идеи в жизнь, они строят дороги, улучшают тюрьмы и тратят остальные имеющиеся средства на школы и университеты. Ибо они такие неисправимые оптимисты, что верят, что правильное образование постепенно избавит этот мир от большинства его древних пороков, и поэтому его следует поощрять любой ценой.

И в качестве последнего шага к осуществлению этого идеала они обычно пишут энциклопедию.

Как и многие другие вещи, свидетельствующие о великой мудрости и глубоком терпении, привычка к энциклопедии зародилась в Китае. Китайский император Кан Хи пытался осчастливить своих подданных энциклопедией в пяти тысячах двадцати томах.

Плиний, который ввел энциклопедии на западе, довольствовался тридцатью семью книгами.

Первые полторы тысячи лет христианской эры не произвели ничего хоть сколько-нибудь ценного в этом направлении просвещения. Соотечественник святого Августина, африканец Феликс Капелла, потратил много лет своей жизни на сочинение чего-то, что он считал настоящей сокровищницей разнообразных знаний. Чтобы людям было легче запомнить множество интересных фактов, которые он им преподносил, он использовал поэзию. Эта ужасная масса дезинформации была должным образом выучена наизусть восемнадцатью поколениями средневековых детей и считалась ими последним словом в области литературы, музыки и науки.

Двести лет спустя епископ Севильи по имени Исидор написал совершенно новую энциклопедию, и после этого объем выпуска увеличивался с регулярной скоростью в два раза каждые сто лет. Что с ними со всеми стало, я не знаю. Книжный червь (самое полезное из домашних животных), возможно, выступил в роли нашего избавителя. Если бы всем этим томам было позволено выжить, на этой земле не осталось бы места ни для чего другого.

Когда, наконец, в первой половине восемнадцатого века Европа пережила огромную вспышку интеллектуальной любознательности, поставщики энциклопедий попали в настоящий рай. Такие книги, как тогда, так и сейчас, обычно составлялись очень бедными учеными, которые могли жить на восемь долларов в неделю и чьи личные услуги стоили меньше, чем деньги, потраченные на бумагу и чернила. Особенно Англия была прекрасной страной для такого рода литературы, и поэтому было вполне естественно, что Джон Миллс, британец, живший в Париже, задумался о переводе успешного “Универсального словаря” Эфраима Чемберса на французский язык, чтобы он мог распространять свой продукт среди подданных доброго короля Людовика и и разбогатеть. С этой целью он связался с немецким профессором, а затем обратился к Лебретону, королевскому печатнику, с просьбой заняться собственно публикацией. Короче говоря, Лебретон, увидевший шанс сколотить небольшое состояние, намеренно обманул своего партнера и, как только он вывел Миллса и тевтонского доктора из предприятия, продолжил публиковать пиратское издание за свой счет. Он назвал предстоящую работу “Энциклопедический словарь универсальных искусств и наук” и выпустил серию красивых проспектов с такой огромной привлекательностью, что список подписчиков вскоре пополнился.