Я начал делать раскадровку и работать над дизайном с Роем Смитом, Хейзел Петиг делала костюмы. Мы с Терри вложили массу энергии в поиски натуры, объехали всю страну и осмотрели кучу замков. Потом приступили к съемкам, которые заняли у нас меньше пяти недель и на которые мы потратили четыреста шестьдесят тысяч фунтов. Естественно, сначала ничего не получалось. В первый съемочный день нашего первого фильма камера сломалась на первом же кадре. Мы были в Гленко[133]
, от ближайшего места, где нам могли заменить камеру, нас отделяли многие мили. Что делать? Я был в гриме хранителя моста, все остальные тоже были в костюмах. Думаете, мы сняли общий план? Нет. Началась паника, мы наделали кучу крупных планов, которые можно было снять где угодно. Все это выглядело хаотично, но на самом деле мы работали довольно быстро и попутно учились снимать.Мы с Терри всегда были близки: казалось, наши взгляды полностью совпадают. Но как только пошла настоящая работа, проявились и разногласия. Моя одержимость внешним видом всего и вся раздражала остальных, потому что им хотелось двигаться, хотелось разыгрывать комедию дальше, а не сидеть в неловких позах, пока я выстраивал ракурсы. Я стал понимать, что снимать комедию вовсе не так весело, как мы предполагали. А тут еще два голоса — мой с одной стороны и Терри Джонса с другой — давали немножко разные указания; тогда мы решили соединить наши голоса в голосе первого помощника, Джерри Харрисона. Но тут выяснилось, что Джерри тоже хочет быть режиссером, и в итоге слышно стало только его голос, наших указаний он до команды не доносил. Пришлось его от этой обязанности освободить, а мы с Терри договорились, что он будет отвечать в основном за актеров, а я буду отвечать в основном за камеру. Я говорил Терри: давай здесь все выставим и снимем, он говорил остальным, что делать, — и пошло на удивление гладко.
Когда я теперь оглядываюсь назад, мне трудно понять, как нам удалось уложиться в сроки и бюджет, но лучше мы все равно не умели и старались как могли. Мы с Терри разошлись во мнениях, уже когда добрались до монтажной. Помните последнюю сцену с Черным Рыцарем? Мы с Грэмом сидим в лесу, то есть за нами — чернота. Дальше идет переход на Черного Рыцаря, за ним светло; потом снова идут кадры со мной и с Грэмом на фоне черноты. Терри настаивал, что выглядит все это так, как будто речь идет о двух совершенно разных местах, и требовал переснять эту сцену. Меня это все достало, я просто встал и ушел — без меня они все равно ничего переснять не могли. Терри человек очень настойчивый — ругаться он любит еще больше, чем я; иногда мне приходилось сдаваться, потому что бороться смысла не имело. Потом я возвращался в студию поздно вечером и перемонтировал все, что было сделано за день, — и он ни разу этого не заметил. Порой доходило до идиотизма, но в конце концов мы оба были довольны, и все получилось.
Уже тогда поражало, а сейчас удивляет еще больше, насколько серьезным средневековым фильмом был «Монти Пайтон и Священный Грааль», при всей пародийности его подачи. Даже Лесли Хэллиуэлл[134]
не смог удержаться, чтобы не похвалить этот фильм за «удивительно осмысленную визуализацию Средневековья».Мы восхищались картинами Боровчика «Гото» и «Бланш», мы любили Пазолини, так что к делу мы подходили с той же серьезностью, что и наши любимые режиссеры. Мы снимали комедию, но при этом не хотели, чтобы она воспринималась как легкий развлекательный жанр. Не припомню, чтобы до нас много режиссеров-комедийщиков с той же серьезностью относились к ощущению места, — даже фильмы Мела Брукса в этом отношении скорее напоминают пастиш. А мне было важно сделать декорации максимально правдоподобными, чтобы мы на их фоне смотрелись как можно более ошеломляюще. Мы все были энтузиастами кино, нам хотелось снять эпос — только у нас не было денег, чтобы снять его должным образом. Но, думаю, ограничения только улучшили фильм, потому что, если бы у нас были деньги на настоящих лошадей, нам бы не пришлось придумывать трюк с кокосовыми скорлупками, а весь смех именно в нем[135]
. Бедность спасла нас от посредственности, к которой мы стремились!