— Кажется, ты уже в одно лицо отметила воссоединение семьи, — недовольно ворчу. Мне неприятно видеть сестру такой пьяной.
— А не только это! — Алекс машет указательным пальцем перед моим носом. — Вспомни, Айка, о чём гласит закон сохранения материи, а? Если тело куда-то прибыло… То — что-о?..
— То пусть ложится и спит, — отрезаю я и разворачиваюсь к выходу.
— Ах ты маленькая злая незнайка! — бросает мне в спину Алекс. — Тебе совсем неинтересно? А так ведь проще, да? Ничего не знать, ничего не чувствовать! Отгородиться от всех, словно забитый мышонок в норке! Маленькая бедная Айка!
Невольно прижимаю ладонь к своей груди, где так гулко и часто бьётся сердце… и что-то ещё… царапает изнутри — щекотно и жарко.
— Сердечко потеряла? — смеётся Алекс.
— Аль, ты чего? — хнычет Стешка. — Н-не надо так…
Я выхожу из комнаты, подгоняемая голосом Алекс:
— Только ты не мышонок, ты робот! —
— Заткнись! — хрипло и громко рявкает у меня за спиной, а я даже не сразу понимаю, что это наша нежная Стефания.
Разворачиваюсь уже от кухни и возвращаюсь, чтобы убедиться — да, это Стешка. Нельзя, чтобы девчонки ссорились, и я машу головой, глядя сестрёнке в глаза —
Алекс внезапно затихла. Раньше в нашей квартире никто, кроме Ричарда, не кричал. К слову, он и сейчас горланит «Кар-раул!» и взволнованно матерится из моей комнаты. Может, именно по крикам можно определить, в какой квартире живые люди?.. А не роботы…
Я скрываюсь в ванной комнате, добираюсь до вытяжки и достаю пачку сигарет. За дверью снова кричит Алекс:
— Понятно, Вадим же твой друг! А я просто сумасшедшая истеричка, портящая всем жизнь! —
— Я знаю, ты и сейчас считаешь, что это я во всём виновата! —
Я отчаянно цепляюсь за мысленный образ Кирилла Андреевича, вспоминаю его улыбку, такую… Какую?.. Я почти забыла… ведь он так далеко… А Рябинин всегда рядом… и он так пахнет…
Я извлекаю из пачки последнюю сигарету, прикуриваю и жадно втягиваю горький дым. Выдыхаю, укутываясь в него, отгораживаясь от навязчивых образов, криков, обвинений. Голова немного кружится, и образ Кирилла тает вместе с дымом, но я вспомнила улыбку. Это так странно — вспомнить на его лице улыбку… Рябинина.
11.6
В квартире так тихо, будто совсем ни души. Даже Ричарда не слышно. Я осторожно приоткрываю дверь ванной комнаты и выглядываю наружу. В паре метров от меня сплелись в объятиях девчонки, и непонятно кто кого утешает. Заметив меня, Алекс так резко подаётся навстречу, что я невольно отшатываюсь, прикрывая руками голову.
— Айка, прости! — Алекс заплетается в ногах и с жутким грохотом падает передо мной.
Мы со Стеф пытаемся её поднять, но Алекс не даётся. Сидя на полу, она обхватывает меня за ноги и начинает рыдать — громко, взахлёб, как никогда. Ревёт и говорит, говорит…
— Айка моя… никогда, слышишь… никогда не верь в то, что я наплела!.. Ты… только ты… самый лучший человек на свете! А я… такая дура-а! Да я… родную мать порву за тебя в клочья!
За мамино неосторожное «Где наша чокнутая Айка?» Алекс отправила родительницу туда, откуда она теперь и не станет торопиться обратно.
— Айка-а-а… Айка моя, я так сильно тебя люблю! — вздрагивая и продолжая меня обнимать, причитает сквозь слёзы Алекс.