Территория нелюбви

Ли говорил, что опасность всегда угрожает тем, кто боится. Справа, слева я ловлю своё отражение в тонированных автомобильных стеклах… И он, хрен в бейсболке, тоже это видит — мою растерянность. Оно и к лучшему… если бы я притворялась. Но во рту у меня внезапно пересохло, а дыхание участилось — это до отвратительного похоже на страх. И всё же он не мешает мне думать и противиться требованию Бейсболки. Я отдёргиваю от его загребущих лап свою руку с зажатым в ней телефоном.

«Айка, не молчи! Что случилось? Ты где?» — звучит встревоженный голос из мобильника.

Я в жопе, пап… Но ищу выход.

На этой огромной парковке должно быть немеряно камер, но два равнодушных железных монстра скрывают меня с головой. Кричать и звать на помощь бесполезно — этот урок я давно выучила. Можно было бы прорваться вперёд, сквозь Бейсболку, если бы знать наверняка, что он один. Мужик вдруг перестаёт ощеряться и отбрасывает любезный тон.

— Мобилу гони, малявка, мне с твоим папкой потолковать надо.

С моего языка готов сорваться ответ, способный вогнать в краску даже его козырёк, но лишь вежливость позволит мне выиграть время для поиска выхода.

— А Вы позвоните ему, пожалуйста, со своего телефона, — я хлопаю ресницами, глядя мужику в непроницаемые очки, и отступаю на шаг назад, упираясь позвоночником в тележку. Толкаю её, вжимаясь спиной изо всех сил, однако какое-то препятствие не даёт мне продвинуться.

Что за…

Быстро оглядываюсь, чтобы упереться взглядом — чёрт! — в белую панаму, венчающую громоздкую пузатую тушу в обтягивающей футболке.

Второй!

— Здравствуйте, — кротко бормочу и киваю в ответ на совершенно идиотскую улыбку из-под панамки.

И в этот момент мобильник ловко уходит из моей руки. Вот раззява! От прикосновения горячей мужской ладони я вздрагиваю, а Бейсболка ухмыляется и подносит мой телефон к уху.

— Вечер добрый, папаша! — радостно приветствует он папу Валика. — Я тут хочу пригласить в гости твою дочь, но правила хорошего тона обязывают меня сперва предупредить отца. Надеюсь, ты не против?

По нахмурившейся роже Бейсболки я догадываюсь, что папа Валик не дал своего согласия, но услышать продолжение беседы мне не суждено. Дверца старого Pajero, справа от меня, резко распахнулась, саданув по телеге, и с заднего сиденья показался третий разбойник, совсем молодой худощавый парень. В его протянутые руки меня и подтолкнул Бейсболка. Дверца за моей спиной захлопнулась, и в салоне мы с худым остались вдвоём. В нос шибануло тошнотворным запахом пота, и я попыталась отодвинуться от вонючки. Но шею больно сдавили влажные пальцы.

— Не дёргайся, шалава худая, а то сопатку набок сверну. Я и так из-за тебя весь день потерял!

Я крепко зажмуриваюсь, чтобы не выдать охвативших меня ярости и омерзения. Для моего сольного танца здесь слишком тесно… Стиснув зубы, я повторяю про себя урок Ли: «Нам нечего бояться, кроме страха… Страх — кандалы, сковывающие сильные руки, огонь, пожирающий тебя изнутри, источник силы для твоих врагов… Не беги, не прячься, не дрожи — посмотри в глаза своему страху и сотвори то, что пугает сильнее всего…»

19.4

Когда-то, сто лет назад, в подобной ситуации мне на помощь пришли мои друзья — Ли и Пушок. За эти сто лет изменилось многое… Я стала гораздо сильнее — Ли отлично меня подготовил, но сейчас он был бы очень недоволен. Даже беспокойство папы и Вадика не добавило мне осторожности — и вот итог. Будь я внимательнее, ни за что не попалась бы в такую глупую ловушку, и сейчас досада и злость на себя куда сильнее страха.

А папа Валик… Что он теперь думает? Чего наговорит ему Бейсболка? Конечно, его сердце не лопнет от волнения за неудачную дочку, но он ведь может рассказать обо всём девчонкам… Не-эт! Впечатлительной Стешке о таком знать нельзя. А Алекс… А ей тем более! Ведь она может рассказать папе Паше… Ох, лучше ему об этом не знать до моего возвращения. И куда подевался этот грёбаный следопыт на «Опеле»?

Вонючка продолжает сыпать грязными оскорблениями и опять сжимает мою шею. От прикосновения его мерзких пальцев мои зубы начинают отбивать дробь.

— Пожалуйста, не надо. Мне больно, — мой голос дрожит, но не от страха — от ярости.

— Ссышь, чушка? — скалится этот уродец, обдавая меня помойным дыханием.

Я дышу через раз и снова жмурюсь, чтобы не видеть глумливую рожу этого выродка. Уверенный в своей власти надо мной, он наслаждается моим ужасом и даже не догадывается, каких невероятных усилий мне стоит сдерживаться и оставаться в его глазах испуганной жертвой. Чтобы разделаться с ним, мне вовсе не нужны мои нунчаки… Но слишком мало шансов так же легко ускользнуть от его дружков-подельничков, а лимит моей глупости на сегодня исчерпан. И я терплю, начиная получать от всего происходящего извращённый кайф. Я жду. Ведь пока в их глазах я слаба, испугана и беззащитна, мои охочие до расправы руки остаются свободными.

Передняя пассажирская дверь открылась и на сиденье, тяжело пыхтя, взгромоздилась жирная туша в панамке. Жирдяй обернулся на нас и мгновенно оценил нездоровую ситуацию.