Тесен круг. Пушкин среди друзей и… не только

Я нахожу, что А. К. очаровательна, несмотря на её большой живот; это выражение вашей сестры. Вы знаете, что она осталась в Петербурге, чтобы родить, и затем предполагает приехать сюда. Пожалуйста, пишите ко мне почаще: ваши письма моё единственное утешение, вы знаете, я очень печальна. Как я желаю и как я боюсь возвращения в Тригорское! Но я предпочитаю ссориться с вами, чем оставаться здесь: здешние места очень несносны, и нужно признаться, что среди уланов Анреп лучше всех, и весь полк немного стоит, а здешний воздух совсем мне не полезен, так как я всё время больна. Боже, когда я вас увижу!»

Пушкину явно не хотелось встречаться с Анной Вульф на глазах её матери и родственников семьи. Помог случай: в ночь с 3 на 4 сентября за поэтом приехал чиновник губернатора и повёз его в Псков. Оттуда поэта с фельдъегерем отправили в Москву. В Михайловском и Тригорском все были в тревоге. Слух о случившемся дошёл и до Анны, которая в это время находилась в Петербурге. Поражённая и испуганная, она взялась за перо:

«Что сказать вам и как начать это письмо, — спрашивала Анна своего адресата. — И, однако, я испытываю потребность, не позволяющую мне слушать доводов разума. Я стала совсем другим человеком, узнав вчера новость о том, что вас забрали. Бог небесный! что же это будет? Ах, если б я могла спасти вас, рискуя собственной жизнью, с каким наслаждением я пожертвовала бы ею и просила бы у неба, как единственной милости, случая видеть вас за одно мгновение перед смертью. — Вы не можете себе представить, какую тревогу я переживаю; неизвестность для меня ужасна; никогда я не испытывала таких нравственных страданий. Я должна уехать через два дня, ничего не узнав достоверного относительно вас. Нет, я никогда не испытывала ничего столь ужасного за всю мою жизнь, и не знаю, как не потеряла рассудка. А я-то рассчитывала увидеть вас вновь в течение ближайших дней! Судите, каким неожиданным ударом должна была быть для меня новость о вашем отъезде в Москву.

Доберётся ли до вас это письмо и где оно вас найдёт? Вот вопросы, на которые никто не может ответить. Вы сочтёте, быть может, что я очень худо сделала, написав к вам, и я тоже так полагаю, и, однако, не могу лишить себя единственного утешения, которое мне осталось. Я пишу к вам через посредство Вяземского; он не знает, от кого это письмо; он обещал сжечь его, если не сможет передать вам. Доставит ли оно вам удовольствие? Вы, пожалуй, очень изменились за последние месяцы: оно может даже показаться вам неуместным. Признаюсь, что эта мысль для меня ужасна, но в эту минуту я могу думать только об опасностях, которые вам угрожают, и оставляю в стороне все другие соображения. Если возможно, во имя неба, ответьте хоть одним словом.

Боже, с какою радостью узнала бы я, что вы прощены, если б даже нам не пришлось более никогда свидеться, хотя это условие ужасно для меня, как смерть. Вы не скажете на сей раз, что моё письмо остроумно; в нём нет здравого смысла, и, однако, я посылаю его к вам. В самом деле, что за несчастье любить каторжника! Прощайте. Какое счастье, если всё кончится хорошо; иначе я не знаю, что со мною станется.

Увы! Но я слишком откровенно говорю с вами о моих чувствах. Прощайте! Сохраните хоть немного привязанности ко мне. Моя привязанность к вам этого стоит. Боже, если бы увидеть вас довольным и счастливым!».

Неделю спустя Анна узнала, что Пушкин свободен и ласково принят царём. Эта радость была отравлена пониманием того, что любимый человек потерян для неё навсегда. Внешние узы, удерживавшие поэта в соседстве Тригорского, порваны, а на узы внутренние, душевные, она не посягала. Жизнь девушки с любящим трепетным сердцем и идеальной жены (в перспективе) была сломана великим поэтом походя, между прочим, хотя он и понимал её глубинную сущность, донесённую до нас в романе «Евгений Онегин»:

Когда бы жизнь домашним кругомЯ ограничить захотел;

Когда б мне быть отцом, супругомПриятный жребий повелел;Когда б семейственной картинойПленился я хоть миг единой, —

То, верно б, кроме вас одной,Невесты не искал иной.Скажу без блёсток мадригальных:Нашед мой прежний идеал,Я, верно б, вас одну избрал

В подруги дней моих печальных,Всего прекрасного в залог,И был бы счастлив… сколько мог!

После освобождения из ссылки Пушкин наслаждался вольностью и восторженным почитанием поклонников. Тригорское отошло для него в далёкое прошлое. Анна страдала и надеялась, хотя и понимала, что это конец. Истосковавшись и испереживавшись, 16 сентября села за последнее послание любимому: