Тетерев мечты [сборник litres]

Ирина улыбнулась и, плавно развернувшись на каблуках, повела Джебенко с Монаховым в другой зал… Нет, она ведёт нас не в залу торжественных приёмов мэра, думал Феликс, она идёт по мягкому покрытию тренажёрного зала. Вот она начинает приседать со штангой. Плечики прямые, спинка выгнута, трико облегает каждый упругий миллиметр. Вот, вот, пошёл присест! Пошла пульсация, налились все персики, сливы и абрикосы этого юного деревца. И головку назад закинула, чтобы показать: смотри, какая я гибкая, упругая, желанная. А теперь поднимаемся. Умница! Подустала, умница… Прилегла на скамью, расслабилась, но грудь вздымается как, а! Это же вулкан перед извержением, это движение земной коры перед землетрясением. Два кратера дышат огнём и страстью. А вот и тренер. Тот самый умница-качок со взглядом некормленого животного. Качок в голубых шароварах, рыжий оселедец прилип к лысой башке. Он гладит Ирину по плечу, по волосам, подходит к зеркалу и начинает демонстрировать приёмы боевого гопака. Он машет вертушками, выбрасывает вперёд кулаки и орёт на мове что-то смешное и грозное.

– Ну чем богаты, тем и скатерть, – указал на красиво накрытый закусками стол Анатолий.

– Ваше гостеприимство впечатляет, – улыбнулся Феликс. – Правда. Всё же широка душа украинская. Так же широка, как русская…

– Вот только не надо про русскую душу! – поморщился Джебенко.

– А чё так, Анатолий Мыколович?

– Много причин. Душа – это понятие украинское, понятие выстрадальческое.

Широка украинская душа! Широка, как русло! Как русло Днепра!

– Это да. Не поспоришь. И умна.

Скатерть была расписана узорами вышиванки, а по углам расположились эмблемы Евросоюза и НАТО на фоне сине-жёлтого флага. Феликс обратил внимание на несколько бутылок горилки, коньяка, виски и напитков более лёгких, но не менее для него опасных. Захотелось выпить, но Монахов вспомнил, что главное в этой поездке всё же не интервью с Джебенко. Два смазливых официанта грациозно подошли к столу и начали резво обслуживать сидящих. К удивлению Феликса, Ира тоже заняла место за столом. Не успела девушка дотронуться до приборов, как телефон заиграл задорным диско. Извинившись, подчинённая Джебенко выпорхнула из-за стола.

– Я же семи пядей не во лбу, – подался вперёд Джебенко. – Всё вижу. Всё просекаю.

– Вы о чём?

– Вас очень впечатлила плоть Ирины Алексеевны. Прямо глаза все стёрли о её жопу, – хохотнул Джебенко.

– Девушка красивая. Любой бы загляделся, – попытался оправдаться Феликс.

– Иру жена мне на работу присобачила. Специально. Чтобы я не блядовал. Но она не в моём вкусе. (В голосе появились пьяные интонации.) Так что не жалко. И давай! Давай выпьем! Предлагаю тост за повсеместечковую украинизацию.

– За повсеместную, наверное.

– Нет. Именно за повсеместечковую!

– Это хороший тост! Как говорил Пушкин, быть украинцем – это гордо, побойся нас, вражинска морда.

– Странно, а я такого от Пушкина не слышал.

– А вы запишите.

Джебенко записал надиктованные строки. Феликс и Анатолий чокнулись и тут же опустошили бокалы. К столу вернулась Ирина.

– Анатолий Мыколович, звонил нардеп Ефим Соломонович Требушнюк. Говорит, что деньги, выделенные на ремонт здания, до сих пор не поступили.

– И не поступят. Он мне обещал митинг в поддержание моих полномочий. Рассказываю, короче. – Джебенко повернулся к Монахову. – Я недавно открывал детский суперактивный парк с элементами тверка и коворкинга для молодёжи и творчества. А там аттракцион был. Ну это… Знаешь, берёшься руками за такую штуку и по канату едешь. По воздуху летишь на проводе. Я решил испробовать. Поджал ноги к животу и поехал. А она чисто для детей, оказывается. В общем, вес не выдержала, и вся эта конструкция ёбнулась в столб. Вместе со мной, прикинь. – Джебенко громко рассмеялся. – Зама моего столбом придавило и двух гостей. Но выжили, выжили… Не особо выжили, но тем не менее. Мне тут же депутаты квоту недоверия выкатили. Естественно, я силы поднял. Фиму Требушнюка попросил митинг еврейского комитета организовать. Так этот поц собрал двадцать человек. Из них семь приезжих хасидов, которых у синагоги выловил. Теперь вот деньги требует. Денег на ремонт их центра не дам. А Требушнюка смещу с председателя правления УЕСа.

– А что такое УЕСа?

– Это Украинско-еврейский союз.

– Анатолий, скажите, а вот мы выпили за повсеместечковую украинскость. Что это по-вашему? В чём она должна выражаться?

– Понимаешь… Это сложноподчинённый вопрос. Он как алгоритм выравнивания геополитической направленности.

– То есть? – Феликс тут же опрокинул.

– Ну, смотри. Вот все в мире знают, что есть ваша матрёшка. Кстати, вспомнил поговорку из девяностых: «Матрёшки требуют долбёжки!»

Джебенко захохотал, а Ира заметно дёрнулась.

– …ну вот. У вас есть матрёшки, которые знает весь мир. У японцев есть суши, у немцев пиво. И всё это знает весь мир. Понимаешь? И я хочу, чтобы вышиванку, борщ, шаровары, оселедец знал весь мир.

– То есть перед страной стоит проблема узнаваемости?

– Нет, узнаваемость есть. Но херовая. Хлопцы на клубнике в Испании и Польше, дивчины в блядях и в порно. Но часть дивчин и на клубнике.