The Broken One (СИ)

Иззи замолкала, давая его памяти нарисовать нужные картинки, вспомнить. Сердце ее болезненно сжималось, и она гадала, чувствует ли Барнс, как иногда дрожит ее голос, замечает ли изменение интонаций. Она больше не использовала пресловутый канцелярит, выключила ту часть себя.

Рука ее с трудом поддавалась выводить вопросы и тем более сложнее было записывать ответы Джеймса, но Иззи понимала, что ей было необходимо ступить на эту территории, как бы ни было больно. Хотя отчего-то такие привычные действия стали казаться ей своего рода неуважением. Она стыдилась, что приходилось отвлекаться, записывая его слова, но это было необходимо. Ей еще пригодятся эти записи.

Пробивающий из-под корки отстраненности, недоверия и сомнений испуганный взгляд Барнса ударял по ней и заставлял сердце падать куда-то вниз. Она списывала это на возникшее сочувствие к человеку напротив.

— Что вы чувствовали? — мягко спросила она.

— Когда убивал или после? — Барнс начал отзываться почти сразу только в последние дни. Это был прогресс. Это удивляло.

— Когда убивали, — резонный выбор со стороны девушки.

— Я не помню.

— А после убийства?

По лицу Баки пробежала тень, он вжался в металлическое кресло.

Иззи не опустила глаз, не подняла руку с карандашом, чтобы отметить в блокноте желание Барнса заткнуть воспоминания, желание убежать от них, выжечь из подсознания.

Слух Иззи навострился донельзя, сквозь шум крови в собственных ушах и биение сердца она, казалось, слышала, как за сотни метров от камеры подавался короткий сигнал разблокировки, как раздвигались двери, как скрежетали железные решетки.

— Это были боль, отчаяние, раскаяние, скорбь… — продолжала Иззи.

— Все, — рвано выдохнул Барнс, — все перечисленное.

— Вы убивали по собственной воле?

— Нет, — Барнс ответил с нажимом. — Это был приказ. Это было… задание.

Задание? — вывела Иззи в блокноте.

— Вы были наемным убийцей?

— Нет.

Иззи закусила губу и, вздёрнув брови, разочарованно выдохнула. Пазл не складывался. Чувство недосказанности сгущало воздух в камере, делая его душным.

— И все же вы делали это по собственной воле? — придавила Изабель.

— Нет, — Барнс почти вскрикнул. Он дернулся вперёд и вперил взгляд в девушку. Иззи замерла, пытаясь запомнить эту немую сцену и сейчас, а может позже, когда сможет пересказать профессору, рассмотреть все детали и осмыслить. Прежде Барнс редко награждал ее чем-то, кроме мимолетных, едва заметных взглядов затравленного, раздражённого человека.

— Они снятся вам, Джеймс? Ваши… жертвы? — никогда ещё Иззи не давались подобные вопросы, которые она задавала насильникам в тюрьмах уже не одну сотню раз, столь нелегко.

Глаза Барнса же обрели осмысленность, туман в голове растворился. Но в них по-прежнему были горечь и отчаяние, от которых Иззи становилось дурно до тошноты. Следующие слова, с трудом слетевшие с губ Джеймса, прозвучали в почти пустом помещении громче, чем звон колоколов:

— Они снятся мне каждую ночь.

Эти слова выбили весь воздух из ее легких.

— Вы бы хотели получить от них прощение? — с явным усилием произнесла Доусон.

Взгляд его уплыл куда-то вниз и Иззи даже показалось, что глаза его заблестели.

— Это невозможно, — сказал Барнс деланно-спокойным тоном. — На этом все. Они бы не простили. И их не вернуть.

— Нет, — согласилась Иззи. Этого Барнс и ожидал. Но случайная мысль сверкнула в глазах Изабель. — Но можно вернуть вас.

***

Университетский кампус дышал жизнью. С наступление весны студенты высыпали в скверы и на лужайки, едва сошел снег, и бурая земля обросла свежей зеленью. Иззи нашла Мелвилла на одной из дорожек до корпуса — профессор решил прогуляться по длинному пути, впитывая медовые ноты распустившихся почек на деревьев вместо привычных затхлых запахов серой пыли на древних фолиантах на полках.

— Не понимаю, как можно… убивать, но при этом чувствовать раскаяние, — они говорили уже десять минут, а тонкая тропинка все не кончалась. Интересно, как студенты успевали добежать за перемену из одного блока в другой? Иззи не приходилось метаться в своё время по кампусу, но ее неплохо натаскали проходить дистанции раз за разом через поле размером с футбольное, ползком прямо по грязи. Позже, избрав для себя иной совсем иной путь, Доусон отправляли в тюрьмы и лечебницы, где она перемещалась только от стойки администрации, где стояла единственная кофе-машина, до кабинета.

— Я думаю, ответ крутится у вас на языке, Изабель, — профессор задумчиво сложил руки на пояснице, то и дело разглядывая распустившиеся цветы на яблонях или мелкую поросль с солнечной стороны. — Ты имеешь дело с военным, с солдатом. А ты знаешь, на что способны эти люди.

Иззи усмехнулась.

— Часто они умеют только кричать, профессор, но сами никогда не были на войне.

— А ты была, — профессор выразительно посмотрел на девушку.

— Это не была война, сэр, — Иззи заметно сникла и отвела глаза, поджав губы и опустив глаза.

— Так или иначе, ты знаешь даже больше меня. Как там твоя помощь со стороны?