Тяжелые звезды

Осторожно поинтересовался: «Виктор Федорович, я это видел… Это что, считается нормальным? Вдруг потребуется мое участие, — я пошутил, — боюсь, не смогу соревноваться по части нагрузок…» Ерин ответил: «Ты знаешь, раньше выпивка была, так скажем, неотъемлемой частью решения государственных проблем. Собирались узким кругом — в клубе, на улице Косыгина. Но в последнее время дела в стране уже не позволяли управлять ею праздным способом. В общем, — подчеркнул он, — это уже отходит на второй план…»

Слова Ерина подтвердились. На моей памяти никакой гульбы не было, а те неофициальные встречи, которые случались, в том числе и тогда, когда президент собирал некоторых членов правительства с семьями — проходили вполне обычно.

Обсуждать подробности вечеринок, которые случались до 1995 года и которых я не видел, отважился только главный телохранитель президента, Александр Коржаков в своей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката». Но мне такие откровенности не по душе: это не интеллигентно и не по-офицерски. Служба телохранителя такова, что он, как нитка за иголкой, везде следует за охраняемым лицом и поневоле становится очевидцем самых деликатных подробностей человеческой жизни. Рассказать о них — словно нарушить врачебную тайну. Это низко. Общественное любопытство по поводу частной жизни всегда должно заканчиваться на пороге спальни и туалетной комнаты. На пороге того мира, куда не хочется пускать посторонних.

* * *

Мои собственные взаимоотношения с президентом всегда ограничивались строгими рамками служебных обязанностей: в них не было какой-то особой человеческой теплоты, но в то же время не было и хозяйского окрика. Иногда я бывал в Кремле, но мой еженедельный доклад я делал обычно по телефону. Так было заведено: в определенный день, между 10 и 11 часами утра, я звонил в приемную президента, уточнял, не занят ли Ельцин. Чаще всего мне сообщали: «А.С., президент сейчас один. Можете ему позвонить». Только тогда я поднимал трубку прямой связи с президентом.

Схема доклада никогда не менялась: сначала я рассказывал об общественно-политической ситуации в стране, о забастовках, шествиях, митингах, голодовках и прочих событиях, которые могли бы стать прологом народных волнений. Всегда был точен: «Борис Николаевич, количество бастующих там-то и там-то по сравнению с прошлой неделей уменьшилось на столько-то…» Президенту надо знать, как живет страна — ведь чаще всего люди выходят на улицу от чувства безысходности. Кто-то опять не платит зарплату и пенсии, у кого-то опять отнимают работу и так далее. Ельцин никогда меня не перебивал, но я чувствовал, что напоминания о самых горьких проблемах он воспринимает без всякого удовольствия. Это понятно. Кому, спрашивается, интересно, слушать эту заезженную пластинку о постоянном безденежье, тем более что почти все финансы, которыми располагает государство, уходят на латание дыр? Однако еще вначале я обозначил свою твердую позицию: «Борис Николаевич, что бы ни случилось, я намерен докладывать только правду. Это стиль моей работы. Сглаживать углы я не буду».

* * *

Все это я делал из благих побуждений. Считал: если президент предупрежден, он сам знает, как лучше решить проблему. Боже упаси, его в чем-то подвести. В стране он первый человек. Важнейший долг любого министра в том и заключается, чтобы выводы и решения президента базировались на достоверной информации.

Далее я переходил к оценке криминальной ситуации, акцентируя внимание президента на самых громких преступлениях, совершенных за неделю. Непременно уточнял, что нами предпринято в ответ. Если было нужно, просил поддержки, особенно когда приходилось противодействовать людям по-настоящему влиятельным, имеющим прикрытие на самом верху. Бывало и так: крупный чиновник уличен в хищениях, но заявляет: «Вы не понимаете, сколько у вас теперь будет проблем». То, что это были не пустые угрозы — понимал даже я.

Во время личного доклада спрашиваю президента в лоб: «Имярек ссылается, что деньги, которые мы в МВД считаем крадеными, должны были пойти на нужды вашей предвыборной кампании. Этот человек прикрывается вашим именем. Вы должны дать соответствующее поручение генеральному прокурору…» Ельцин был просто взбешен: «Какая ложь! Конечно, вот мое поручение: немедленно разобраться!» Расследование не оставляло сомнений: вороватые чиновники действовали в собственных интересах. Президент был ни при чем. Его именем пользовались все, кому не лень.