Тяжелый пепел

Позади заброшенного здания скелетом жуткого чудища высилось старое дерево. Шумя редкой листвой под порывом внезапно налетевшего ветра, оно заскрипело похожими на костлявые руки кривыми ветками. Словно желая совсем запугать незваных гостей, дом застонал и протяжно заохал, хлопая невидимой отсюда дверью. Внутри него что-то загромыхало, будто там ходил кто-то большой и тяжелый, топая и швыряя в стены всем, что попадалось под руку.

Бурбон не хотел испытывать на себе гнев Купрума, особенно сейчас, когда он до чертиков устал и был без оружия. С трудом удерживая в себе рвущиеся на волю проклятья, сталкер встал на ноги. Настя замычала и заелозила, когда он наклонился над ней. Бурбон едва подавил в себе желание врезать ей по лицу. Скрипя зубами и кряхтя от неожиданной боли в спине, он поднял пленницу на руки и, сильно прижимая к телу, чтобы та лишний раз не дернулась, потащил к дому.

Купрум с Ариной первыми вошли в заброшенное жилище, предусмотрительно включив налобные фонарики. Межкомнатные стены внутри здания отсутствовали. О том, что они когда-то делили внутреннюю площадь на три неравных по размерам помещения, говорили покосившиеся в разные стороны деревянные брусья и местами свисающие с прибитых к потолку направляющих обломки досок. Сами перегородки, по-видимому, разобрали время от времени заглядывающие сюда сталкеры. В пользу этой версии говорило несколько старых кострищ на полу и сваленные в кучу в одном из углов дома остатки разобранных переборок.

– Положи здесь, – Купрум махнул рукой в сторону темнеющей посреди дома полуразрушенной печи и предупредил Бурбона: – Поаккуратнее с ней. Если она пострадает по твоей вине, я с тебя шкуру спущу.

«Кто бы говорил. Сам так ей звезданул, что она вон сколько времени без сознания пробыла», – подумал Бурбон, огромным усилием воли заставляя себя медленно подковылять к печке, а потом осторожно опустить пленницу на пол. Так-то ему хотелось как можно скорее скинуть живой груз с себя, но перед его мысленным взором снова появилось искаженное гримасой страха и мучительной борьбы с самим собой лицо Какаду. Сталкер прижимал дульные срезы стволов к подбородку, и его скрюченный, дрожащий от невероятного напряжения палец медленно приближался к спусковым крючкам охотничьего ружья.

У Бурбона не было при себе оружия, но он не сомневался, что рыжий обязательно что-нибудь придумает. Например, заставит его выдавить себе пальцами глаза или сжимать горло, пока воздух не перестанет поступать в легкие, или… да мало ли какая блажь стукнет ему в голову. Пока есть силы, надо терпеть и не давать ему повода применить свои способности.

Пока Бурбон возился с пленницей, Арина притащила доски, свалила их в кучу рядом с лежащим на полу листом ржавого железа. Давным-давно кто-то из сталкеров притащил его в качестве подложки для костра. Разгребла по сторонам золу старого пепелища. Сложила деревяшки шалашиком и, расколов ножом пару дощечек на тонкие щепки, с одной спички разожгла костер.

Вскоре пламя весело затрещало, излучая волны живительного тепла и отбрасывая яркие отсветы на людей.

Купрум сел по-турецки напротив Арины с другой стороны от костра, достал из рюкзака банку тушенки, бросил спутнице. Та поймала ее левой рукой, еще в воздухе приставила кончик лезвия к ободку крышки и буквально впечатала днище банки в пол. Нож пронзил жестянку, как масло. Арина быстро вскрыла консерву по кругу и придвинула распечатанную банку ближе к огню. Купрум бросил помощнице еще одну банку, и пока та открывала ее, отломил от буханки внушительный кусок хлеба.

Бурбон тоже приблизился к костру, шумно плюхнулся на пол в вершине воображаемого треугольника и следил за действиями компаньонов голодными глазами. С момента последней трапезы прошло не так много времени, но он сильно перенервничал, а это обстоятельство всегда подстегивало его аппетит.

Купрум перехватил его взгляд, но сделал вид, что ничего не заметил. Он встал, подошел к Насте и присел перед ней на корточки. Та громко замычала, мотая головой из стороны в сторону.

– Если не будешь орать, я вытащу тряпку у тебя изо рта. Кивни, если поняла. Хорошо?

Реакция пленницы оказалась предсказуемой, и он вынул кляп, как и обещал.

– Ах-ха-а-а! – Настя шумно втянула воздух открытым ртом. Какое-то время она жадно вентилировала легкие, словно никак не могла надышаться, а после с жаром проговорила: – Сынок, прошу тебя, очнись! Я знаю, ты меня слышишь! Не дай ему взять верх над собой!

Лицо Купрума потемнело, его черты мгновенно изменились. Оно стало грубее, нос заострился и как будто немного изменился в размерах. Глаза ввалились, скулы приобрели более резкие очертания. Настя вскрикнула от неожиданности и резко откинула назад голову. Печная стенка не простила такой оплошности. Ушибленный затылок заныл от боли.

– Все никак не можешь угомониться, – криво усмехнулся Купрум, говоря чужим голосом. – Я думал, ты умнее. Твое счастье, что ты пока нужна мне. Будь это не так, я давно бы убил тебя.

– Ты сильно заблуждаешься, полагая, что я стану помогать тебе.