Тигры Редфернов

— Я имею в виду, при нулевом знании магии и заклинаний.

— Я знаю заклинание, — возразил комиссар. — Целое одно!

Пироман ехидно поднял бровь.

— Lumia, — с гордостью сообщил Натан. Энджел хмыкнул и углубился в чашку с отваром.

— Этого недостаточно. Заклинание суть оболочка, которую мы заполняем нашей волей, желанием и воображением. Оно часть нашего сознания, вот почему разрушение заклинаний причиняет боль их создателю. Впрочем, я могу дать вам учебник.

— Еще чего.

— Маргарет начала с азов чуть больше полугода назад, а какой результат!

— Хреновый, — сурово сказал Бреннон. — Что вы вырастили из приличной, благовоспитанной девушки? Как ей теперь замуж выйти?

— Приличной, — фыркнул Энджел. — Благовоспитанной! Кто ее до меня воспитывал, хотелось бы знать, если нашу вторую встречу она сразу начала с пощечины? Ну, по крайней мере, попыталась.

— Угу, а теперь она сразу пальцы откусывает.

Энджел откинулся на спинку кресла, лучась почти отцовской гордостью. Он излучал ее с такой силой, что комиссар оставил этот бессмысленный разговор. О чем тут говорить, если этот человек считает откусывание пальцев нормальным поведением для невинной девушки?

— Откуда вы знаете о процессе?

— Почему вы спрашиваете?

— Из праздного любопытства.

На комиссара поверх чашки уставились большие настороженные глаза. Натан его понимал: о таком лучше не болтать с первым встречным. Если секрет попадет не в те руки… Да на одного Ройзмана достаточно посмотреть.

— Я должен знать, как происходит превращение, чтобы создавать для них оружие. Это не просто пукалки, а магические предметы, связанные с особенностями владельца. Вам не удастся воспользоваться трехгранником Лонгсдейла — заряд магического тока прожжет вам руку до кости.

— А кто его проводит?

— Что?

— Кто превращает людей в консультантов?

— Не знаю, — сказал пироман.

— Как так? Вы же видели процесс.

— Он длится довольно долго и давно полностью автономен. Никто не стоит рядом и не ждет, когда консультант проснется.

— Но ведь рано или поздно он просыпается. Кто-то же должен объяснить новичку, что почем и для чего все затеяно? Как они узнают, чем должны заниматься?

Редферн напряженно глядел в огонь. Направление беседы ему явно не нравилось, и Бреннон решил, что он откажется отвечать.

— Их ждет письмо с инструкциями, вооружение, инструменты и книги, — наконец буркнул Энджел.

— Но почему они вообще следуют инструкциям? Почему бы им просто не свалить к черту, бросив все эти ваши книги?

— Потому что им в мозг внедряется программа повиновения, — пробормотал Редферн, глядя в камин. Комиссар вздрогнул. Полгода назад он бы, наверное, проломил головой потолок, а сейчас — ничего, даже чай не расплескал. Программа повиновения, ладненько…

— То есть, — ровно уточнил Бреннон, — у них не только отнимают личность, воспоминания и желания, но и запрещают задаваться вопросами?

— Она состоит из определенных блоков, которые исключают факторы, мешающие работе консультантов. Вы относитесь к Лонгсдейлу как к полноценной личности, — пироман наконец перевел взгляд на Бреннона, — но это не так, поймите наконец. Все консультанты…

— Это неправда. Лонгсдейл — такая же личность, как и вы или я, хоть и своеобразная. Когда вы выпускаете консультантов в мир, приобретенный опыт рано или поздно меняет их. Они все равно становятся людьми, что бы с ними не сделали.

Энджел снова отвернулся и закрылся чашкой.

— Вы это одобряете? — спросил Бреннон. — Вам это нравится?

— Нет, — сухо отрезал пироман. — Но разве был другой выход? После всего, что вы увидели — неужели вы еще задаетесь вопросами насчет морали и прочей чуши?

— Чтобы убивать монстров, нужны другие монстры?

Чашка в руках Энджела звякнула о блюдце.

— А если и так, — ответил он, — то что с того?

Бреннон смотрел на него: тонкий крючконосый профиль, исхудавшее лицо, напряженный взгляд — он сам себя не жалел и других жалеть не собирался. Если он сам положил всю жизнь на это дело, то считал, что и от других вправе требовать того же.

— Тогда зачем вы хотите собрать организацию из людей?

— Потому что консультантов недостаточно, — сказал Энджел. — Процесс слишком долог, а пройти его может далеко не всякий. Их всего сто двадцать семь, и даже если бы процесс все еще проводился, то их число росло бы слишком медленно.

— Значит, он больше не проводится, — это Бреннона по-прежнему удивляло: он-то думал, что ему еще и покажут очередную жертву прямо в разгар процесса…

— Нет. Только в случае необходимости — то есть когда консультант погибает. Это редко, но происходит. Последний раз — в восемьсот девятнадцатом году.

— А сколько времени на это уходит?

— Около года.

Комиссар присвистнул.

— То есть Ройзман не смог бы скоренько нашлепать армию нежити, как ему мечталось.

Пироман издал ехидный смешок.

— Он вообще не смог бы. Нельзя проводить процесс на нежити.

— Почему?

Редферн отставил чашку и поднялся.

— Идемте. Самое время для небольшой экскурсии.

***