Тик-так

Вот он дождался, пока кровь в котле закипит, поднял с палубы безголового петуха, выдернул у него из хвоста красное перо и, воздев его на вытянутой руке, заплямкал губами. Заклинание читает, что ли? Э, да никакая это не кулинария! Дикарский обряд. Анита не причисляла себя к этнографам и о традициях африканских народностей имела весьма смутное представление. Но тут и дилетант бы не ошибся: африканец исполнял хорошо знакомый ему ритуал. Ощипывая петуха, он часть перьев бросал в очаг, часть в котел с кипящей кровью, а два или три воткнул себе в прическу — в намотанный на белую говяжью кость валик жестких волос. Потом он схватил курицу и принялся кромсать ее длинным тесаком, а шматки мяса разбрасывал вокруг себя. Петуха разрубил пополам, разложил части тушки возле скрученного в бухту троса и прошел между ними, поскуливая на тонкой замогильной ноте. Возможно, так он исполнял обрядовую песню.

Анита прикидывала, как правильнее поступить: позвать Алекса или капитана? Прикидывала, но не шевелилась. Действия Нконо — пластичные, не лишенные эстетизма и вместе с тем устрашающие, зверино-первобытные — примагничивали ее, не позволяли отвлекаться.

Он был сейчас облачен не в плащ и не в матросскую куртку, а в цветастые отрепья, вызывавшие ассоциации не то со страусом, не то с попугаем. Покидав сочившееся мясо в котел, где бурлила перьевая похлебка, стал извлекать из своих одежд какие-то сверточки, содержавшие в себе высушенные плоды, коренья и катышки непонятного происхождения. Все это он сыпал в месиво, делавшееся отвратительнее и отвратительнее.

Однако возникла заминка. Нконо хлопал себя по бокам и не находил чего-то очень нужного. Разозлившись, даже зарычал, сердяга.

И тогда Анита совершила безрассудный поступок. Распрямилась, вышла из-за кнехта и, подойдя к африканцу, протянула ему шкатулку с порошком пейотля, которую предусмотрительно забрала из каюты.

— Что-то потеряли? — промолвила вкрадчиво. — Не это?

Нконо несколько мгновений таращился на нее. Над бровями у него прорезались морщины, это означало усиленную работу мозга. По его толстогубому лицу Анита, как по книге, читала обуревавшие его эмоции. Но ступор длился недолго.

— Отдай! — проревел он и протянул руку, чтобы выхватить у нее шкатулку.

Анита упредила это движение, отскочила назад, а ценную улику спрятала за спину.

— Не отдам! Скажи сначала, что ты делал в трюме.

Своей осведомленностью она надеялась сбить его, как выражались русские, с pantaliku. Не тут-то было! Нконо и глазом не моргнул — наоборот, выкатил бельма аж под лоб и ринулся на нее с зажатым в руке тесаком, с которого еще капала куриная кровь.

Эффектная сцена с предъявлением вещественного доказательства сразу показалась Аните непродуманной… Да что там, воистину глупой. Этому зулусу достаточно одного взмаха, чтобы покончить с ненужной свидетельницей. Труп вышвырнет за борт, и к таинственным смертям на шхуне прибавится таинственное исчезновение.

— Эй… не дури! — только и смогла выкрикнуть она, но призыв этот напоминал овечье блеяние и, конечно, не остановил бы взбесившегося африканца.

Остановил его Максимов. Словно актер из-за кулис, вынырнул из рассветной серости в освещенный пламенем круг и рывком за плечо развернул Нконо к себе.

— Отвяжись от нее, слышишь?

Анита отпрыгнула к борту и вооружилась дубовой вымбовкой — рычагом, выпавшим во время шторма из ручного шпиля.

— Алекс, берегись! У него нож…

Максимов все видел и все просчитал. Года четыре тому назад, находясь в Германии, а позже и во Франции, он посвятил немало времени изучению приемов кулачного боя. Техника савата и английского бокса была им освоена досконально и нередко пригождалась.

Нконо замахнулся тесаком. Сделал он это больше для острастки, рассчитывал, что противник смалодушничает и отступит. Не на того напал! Максимов со скоростью молнии выбросил вперед кулак и съездил африканца в солнечное сплетение. Удар был точен и силен. Нконо разинул рот и замер в позе доисторического человека, выставленного в виде восковой статуи в музее мадам Тюссо. Алекс не стал тратить времени на разглядывание экспоната и двинул ему правой снизу в челюсть. Африканец выпустил тесак, и тот воткнулся меж палубных досок. Два следующих удара — в глаз и в приплюснутый нос — свалили кока, и он растянулся, разметав руки и ноги.

Анита отбросила так и не пригодившуюся вымбовку и, подбежав к победителю, наградила его поцелуем.

— Ты прелесть! Это был самый короткий раунд из всех, что я видела.

Максимов зарделся, но не мог не признать, что действовал образцово. Все решили внезапность и натиск — совсем по Суворову.

Настала пора выяснить, из-за чего же случился сыр-бор.

— Он хотел тебя убить? За что?

Анита продемонстрировала шкатулку.

— Вот из-за этого. Я и прежде подозревала, что порошок принадлежит ему, но потом вспомнила еще кое-что и уже не сомневалась. А когда он затеял ритуальные игрища, все стало окончательно ясно.

— Лично мне пока ничего не ясно, — сознался Максимов. — Что мы будем с ним делать? Позовем капитана?