Тихий домик

И казалось, навсегда ушло тяжелое прошлое, страдания детей. Но вот сейчас, когда орды гитлеровцев ринулись на советскую землю, когда они уничтожают на оккупированной территории мирных жителей, вернулось время великих страданий для детей, более горькое и тяжелое.

Никто из бойцов бригады еще не видел этого детского дома. И все равно, каждый воин уже любил этих детей.

Недоезжая деревни Сергеево, в лесу, километрах в десяти от нее, небольшой отряд комбрига встретили разведчики из группы Скоблева. Среди них был Николаев, один из тех, кто минировал мост.

— Товарищ комбриг! Разрешите обратиться?

— Слушаю вас, — ответил комбриг Николаеву, сходя с повозки.

— В деревне Сергеево фашистов нет. Но осторожность не повредит. Мы решили встретиться в избе лесника. Это неподалеку. Разрешите проводить?..

Переход был трудным, и люди заметно устали.

— А бойцов мы разместим на квартирах. Обо всем договорено, — продолжал Николаев, вглядываясь в лица партизан. Он уже заметил знакомых и улыбнулся им. — Всех накормят. И спать им будет удобно…

— Согласен, — решил комбриг. — Дороги в Сергеево контролируются?

— Да.

— За короткий срок Скоблев сумел неплохо обосноваться в тылу врага. Фашисты и не подозревают, что из себя представляет теперь какая-то лесная деревушка, затерявшаяся среди болот…

— Да. Гитлеровцы сюда носа не сунут…

— Итак, товарищи, идите со Сташенко в Сергеево. А я с вами в лесную избушку… Как ваша фамилия?

— Николаев.

— Пойдемте, товарищ Николаев.

* * *

Комбриг и Николаев пришли к деревянному срубу, старому и замшелому. Можно было думать, что здесь никто не живет. Но в доме было несколько партизан и среди них командир отряда Скоблев.

Комбриг и Скоблев обменялись крепким рукопожатием.

— Как ваши дети? — сходу спросил комбриг.

— Мои?.. — смешался Скоблев.

— Простите, неправильно выразился, — как наши дети?

— Ах… наши дети! Конечно, наши! О детях доложить пока ничего не могу…

— Почему так? — комбриг поднял брови.

— В детском доме мы не были.

— Да, я давал распоряжение в детский дом не ходить, а действовать через связных, верных людей. Но ведь я посоветовал попробовать направить в детдом старую учительницу Смирнову…

— Я все объясню, товарищ комбриг. Но разрешите прежде угостить вас обедом…

— Ну что ж. Я проголодался. Не скрою.

— А мне разрешите кое-что вам рассказать…

— Любопытно…

— Да оно не так уж любопытно, если б не некоторые странные обстоятельства…

— Рассказывайте.

Комбриг умылся и сел за стол.

Старушка-повариха поставила перед ним чугунок, из которого шел пар, подала деревянную ложку.

— Вкусно пахнет, — заметил комбриг и с аппетитом стал есть.

А Скоблев тем временем рассказал ему историю «тихого домика» — усадьбы Козело-Поклевских.

— Барская усадьба превратилась в детский дом — это для нас стало привычным, — подвел итог рассказу Скоблева комбриг. — Значит, удрал этот самый Отто?

— Удрал, и никто его не видел…

— А где жена его?

— Убежала — и след простыл.

— Ну и пусть. Нам это неинтересно. А сама госпожа Поклевская?

— Говорят, померла в Сибири.

— Так. Будем надеяться, что дух их не поселился в «тихом домике», как рассказывают о старых английских замках. Детям нашим угрожают не духи, а реальные враги!

— Вот то-то и оно, что уже месяц, как фашисты не появлялись в «тихом домике»!

— Да-а? — комбриг положил ложку и удивленно взглянул на Скоблева. — Так их не было там?

— Нет. Я верю донесениям. Враги, как нарочно, обходят его стороной. А если идут по дороге, у самого дома, то не останавливаются на марше.

— Странно!..

— Вот и мне тоже…

— Впрочем, они сейчас наступают. У них одни мысли в башке — на Москву! Прошагать до Урала! И что им действительно какой-то «тихий домик» у себя в тылу? Узнали, что там дети. И пусть, мол, подыхают с голоду… Благодарю вас за сведения. Теперь скажите, почему не ходила в детдом Смирнова?

— К Смирновой наведывались бандиты Бугайлы…

— Пытали?

— Нет. Просили помочь в составлении профашистских листовок. Она-де грамотная. Должна помочь новой власти, и о ней не забудут…

— И что же? — прищурился комбриг. — Отказалась?

— Да. Сослалась на больные глаза…

— Может быть, и напрасно…

— Вот и мы так подумали, — кивнул Скоблев. — Но старушка не может. Говорит, она не разведчик, а прежде всего учительница. Пятьдесят лет уже учительствует здесь. И ее всякий знает. Ей привыкли верить. Ее привыкли слушать. Когда раскулачивали, она первая агитировала за колхозы. Она агитировала за Советскую власть. И ей верили. За ней шли. Вот и решила — не может она даже ради того, чтобы снабжать нас сведениями, работать на врага. Что бы могли подумать односельчане? Каждому не откроешься, не объяснишь…

— Разумеется, она учительница. И то, что она отказалась, важнее для нашего общего дела — разгрома фашистов. Это вселит уверенность, покажет, что враг не найдет поддержки у честных людей…

— Бандиты недовольны. При случае грозили расправиться. Я не нашел возможным поручать ей ваше задание…

— Да, конечно. Вы поступили правильно. За ней бандиты могли проникнуть в детский дом. И тогда уничтожили бы детей…

— А не пора ли этих бандитов…