Тихий домик

События последних месяцев заставили Тишкова насторожиться. И началось это с той памятной ночи, когда фашисты ворвались в их дом. И куда же они бросились? В старую баню, где должны были прятаться еврейские дети; на чердак и в потайной шкаф в коридоре, где хотели спрятаться Клочков и он…

Конечно, можно предположить, что это только случайность, совпадение… Но предполагать такое наивно! Гитлеровцы были осведомлены о том, где должны прятаться дети и он с Клочковым.

И тогда почему же солдаты не стали искать Павла и Ваненкова?..

Тишков вспомнил, как примчались запыхавшиеся разведчики, — это были Володя Большой и Люся Соротка, и доложили, что в вырытом детдомовцами на дороге рву застряли фашисты и что они, наверное, движутся к детскому дому.

И тут Тишков решил изменить первоначальный план. Еврейских ребятишек он велел проводить в погреб, хорошо замаскированный сверху. Ваненкова и Клочкова направил к Наталье Сове, в ее деревянную пристроечку, где можно было укрыться среди различного детдомовского постельного белья. Павла с автоматом отрядил в небольшой, хорошо замаскированный окопчик в саду, а сам появился в кабинете Лидии Совы.

Она вздрогнула, увидев в его руке пистолет.

— Что случилось?

— Фашисты. Прячьте меня…

Лидия растерянно искала, куда бы его спрятать. Тишков сам пришел ей на помощь:

— Этот большой ящик от медикаментов пуст?

— Да…

— Я залезу в него… А вы расстелите сверху клеенку и готовьте лекарства…

Тишков залез в ящик, но не прикрыл дверцу, прислушиваясь к крикам, — солдаты ворвались в дом…

Потом они укатили, злые, прихватив мешок муки, но никого не тронув.

— Нас кто-то выдал!.. — волновалась Зина. Она со страхом вглядывалась в лица людей и вдруг расплакалась.

— Без истерики!.. — крикнула на нее Лидия Сова. — И без паники!.. Вы хотите пробудить у нас недоверие друг к другу?

— Кто же мог нас выдать? — растерянно спрашивала Лена, тревожно поглядывая на Тишкова.

И тогда Тишков сказал:

— Действительно, Зина, ты напрасно подняла панику… Или ты кому-нибудь из нас не доверяешь? Тогда скажи об этом прямо.

Зина закрыла лицо руками и продолжала плакать.

Тишков с той минуты решил, что нужно иметь несколько потайных мест и при появлении врага всякий раз прятаться в новые.

Но фашисты с тех пор не появлялись.

Увяли цветы, и почернела трава, прошли дожди, выпал первый снег, а дом стоял, словно покинутый. Да, но это только казалось…

* * *

Однажды осенним днем разведчики доложили, что по дороге к детскому дому идет женщина.

Тишков посмотрел в окно. И еще издали узнал ее — эта была Рыжеволова.

— Серафима Игнатьевна! — не сдержавшись, стал кричать из окна Тишков и махать ей рукой.

Из воспитанников ее уже мало кто помнил в лицо, хотя и среди них остались воспоминания о добром, чутком и требовательном друге, каким была она для детей. Просто ее воспитанники давно уже вступили в самостоятельную жизнь и теперь где-то сражаются или трудятся на оборону…

Видно было, что Рыжеволова прошла много километров. Ее парусиновые ботинки на резиновой подошве изорвались и стерлись. Старенькое легкое пальто тоже истерто и порвано.

— Какими судьбами?! — спросил ее Тишков.

— Вот уж не думала, что всех вас здесь встречу! — обрадовалась Рыжеволова. — Шла я в Верино, надеялась там хоть кого-нибудь из знакомых отыскать… Я-то своих родственников потеряла… Да, вот и хотела на кого-нибудь набрести и набрела…

— Воспитатели и дети окружили Рыжеволову — всем было интересно узнать от нового человека, что творится вокруг. Рыжеволова ничего особенного не сообщила. Рассказала, что шла все больше лесами и болотами, ни единой души не встретила.

Потом Тишков повел ее по палатам.

Может быть, они все уже привыкли к обстановке, к виду детей, но Рыжеволовой все здесь показалось гнетущим.

Голодные дети были вялыми, лежали на кроватях, покрытые рваненькими простынями. Не хватало одеял. Под подушками у многих были шарики, скатанные из крошек хлеба, хранились и корочки. Иногда кто-нибудь из ребят доставлял себе удовольствие — пососать корочку или скатанный шарик. Только боялись, как бы его быстро не съесть…

— Голодают? — спросила Рыжеволова и сама себе ответила: — Голодают!..

— Приходится экономить… — вздохнул Тишков.

Продуктов, которые удалось собрать у местных жителей, было ничтожно мало, а впереди — самые трудные, тяжелые месяцы — зима.

* * *

Лидии Сове удалось раздобыть лекарства. Правда, от этих трофейных лекарств у детей поднялась температура, ночью был бред, но все же через несколько дней состояние стало улучшаться.

— Кстати, где вы достали эти лекарства? — спросил Тишков.

— О! Я познакомилась с одним немцем… Мне стоило ему два раза улыбнуться, и он спросил, чего я желаю. Тогда я ему сочинила целую сказку: будто бы у меня больны мать и сестры, а нет никаких лекарств… Он спросил, знаю ли я, какие лекарства нужны. Я сказала, что знаю… Тогда мы пошли в аптеку, и он потребовал, чтобы мне были выданы нужные лекарства… Правда, они оказались не наши, но хорошего качества…

— А вы уверены, что это те самые лекарства?

— Да! Я вполне уверена. Это те самые…

— Что, например, в этих ампулах для инъекций?

— Глюкоза…