Тихий герой

Операция прошла успешно. Теперь хлеб… Мне беспрепятственно позволили взять ломтик в руку. А вот откусить от него — нет. И положить его обратно — тоже нет. Однообразные удары по пальцам следовали за попытками избавиться от проклятой вещи, выложив её на стол, в тарелку, на край тарелки, ещё раз обратно в… Да что же это такое? Мне всю жизнь с ним теперь ходить?

— Мне кажется, вот та тарелочка используется для намазывания бутербродов, — неуверенно сказала Гермиона, наблюдавшая за моими мучениями.

Долбаные снобы! Да чтоб вам всю жизнь мыть ту посуду, которую вы тут по-снобски навыставляли!

Медленно, словно к оголённому проводу, я потянулся к дальней левой тарелке с отдельным ножом рядом с ней. Ломоть беспрепятственно лёг на неё, и я поспешно отдёрнул руку. Пронесло. Дежурный укол за слишком резкое движение — не в счёт.

И нет, бутерброды я буду осваивать в следующий раз. Обойдусь вообще без хлеба.

— «А откуда ты знаешь такие подробности, если не секрет?»

Чуть в стороне появилась ещё одна тарелка — точнее, небольшой серебряный поднос с запиской. Очевидно, домовики тоже в деле.

— «Прошу прощения», — вспомнил я о манерах и аккуратно перевернул бумагу.

«Ещё раз явишься с такими ногтями — на день останешься без пищи».

И тебе приятного аппетита, Дафна. Извини, что не пожелал с самого начала. Я покосился на предмет раздора. Дважды применил «Экскуро» — никакой разницы. Что не так с моими ногтями?

— Мне официант рассказал.

— «Вот как?»

Пожалуй, вот эти нож и вилка подойдут. Недаром же они выложены ближе всего к основной стопке тарелок? Ну или я окончательно уверюсь, что вокруг меня — одни садисты.

— Мне тогда семь лет было. Папа с мамой взяли меня в ресторан. А там вот такое же буйство было на столе, только раза в два обильнее. А мама не очень хотела что-то объяснять, и тогда я спросила у официанта.

— «Представляю себе его лицо».

Рефлексы «слизеринца» позволили мне орудовать ножом и вилкой вполне достойно. Да и у Дурслей я, вообще-то, не одной ложкой работал. Улыбались мне опекуны мало, но кое-каким манерам за столом выучили. Может быть, просто чтобы обучаемому той же науке Дадлику не было обидно.

— А вот и не угадал! Он улыбнулся и подробно обо всём рассказал. Пока выставлял приборы, сервировал стол, а позже выкладывал заказ — вот обо всём этом и рассказывал. Без высокомерия и иронии — но, конечно, продолжая оставаться официантом. Совсем не так, как здесь…

Это определённо был настоящий профессионал. Сделать так, чтобы всем твоим гостям было хорошо, причём не за счёт других — разве не это и есть, по сути, главная задача ресторанной команды?

— «Как называлось это прекрасное заведение?»

— Я тогда не обратила внимания. А потом меня больше не брали. Мама почему-то расстроилась и сказала, что теперь придётся искать другое место. А папа веселился и оставил хорошие чаевые.

Я, наконец-то, смог приступить к насыщению. По непонятной причине мне не позволяли отреза́ть более одного куска от сосиски за раз или прикасаться ножом к омлету. Дежурные оплеухи прилетали за попытки положить что-то на скатерть, оторвать локти от туловища или форсировать размеренную неспешность трапезы.

— Фред! Ты только посмотри на этот завтрак аристократа!

— Поттер! Ты ограбил посудную лавку?

— А почему без шампанского, ваша светлость?

Понятия не имею, откуда в голове сложилась рифма «дегенераты».

— «Завидуйте молча, джентльмены».

Нейтральная отбивка на обезьяний наезд. Казалось бы, что ещё можно извлечь из этого эпизода? Но Джорджа мой ответ почему-то взбесил.

— Слышь, ботан, смотри, как бы мёртвым не позавидовал. Что за потроха ты тут вывалил за нашим столом? Ну-ка встал и вымел отсюда…

— Джордж, хорош! — Фред схватил брата за локоть. — Это наш ловец теперь, между прочим.

— Да хуле этот бледный мажор у нас в ловцах делает? В библиотеку пусть валит, книги свои жрать!

— В руки себя взял!! Разорался, б**… И хорош у мелких зависать, жратва стынет!

— Оглядывайся, Поттер!

Вы ещё предыдущее обещание не выполнили, балаболы. Но Джорджа определённо переклинило. Не представляю, как мы будем играть в одной команде.

«Фиби, замени грязную посуду, пожалуйста», — попросил я, покосившись на стакан с чаем. Миг — и на столе уже новая чашка без экспериментальных добавок от близнецов. Может, это спектакль такой был, для отвлечения внимания?

— Почему нигде не любят заучек? — проводив близнецов взглядом, расстроенно спросила Грэйнджер. — Нигде и никто? В моей предыдущей школе тоже… Что в этом плохого?

— «Не все, Гермиона. Только ленивые. Это зависть ленивых к неленивым. Не обращай внимания. Иди мимо — и дальше».

— Ты правда так думаешь? — карие глаза смотрели с надеждой. Я, однако, не спешил обнадёживать в ответ.

— «Но от этого следует отделять другое», — строго посмотрел я на неё. — «Тех, кто непрошено лезет с поучениями, действительно не любят нигде и никогда».

— А… ты думаешь… — Гермиона задумалась, очевидно, что-то вспоминая. Я её не торопил. — Но… но что же теперь, совсем никому советов не давать?