– Надо будет, извинимся. Хотя вряд ли придется. Фамилию вы ее прекрасно знаете. Когда заявление в загс подавали, наверняка с Голицинской познакомились. И кто убивал, если не вы? – следователь укоризненно покачал головой. – Вы из подъезда ночью, как ошпаренный, выскочили! Подозрительно.
– Да, я заходил, но … мне нужно было передать, да передать, – мысли Димы метались, его бросило в жар, подготовленная картина происшедшего «Моя хата с краю» развалилась в прах, – но я никого не застал.
– Застал, не застал! Передать! Что, привет передать? Конкретно, быстро и четко отвечайте на вопросы! – Коваленко сделал страшное лицо. – Что передать? Я спрашиваю! Ты у нее две недели жил, заявление в загс подали. Все соседи ваши нежности наблюдали. Ты ж у соседей как бельмо на глазу.
– Я не убивал, я пришел, она уже мертвая лежала! Ну, зачем бы я ее убивал, у меня и мотива-то никакого нет, – то кричал, то мямлил Дима. – Как мне вам объяснить, что мне незачем ее убивать, я с ней знаком-то меньше месяца!
– Вот это уже разговор, – успокаивающе произнес Коваленко. – Ну, в сердечных делах мотив глубоко искать не надо. Может она вам изменила, а может быть, вы изменили, у вас в невестах недостатка нет. Вы в теплые страны, как я понял, с другой девушкой собрались? Вот вам и мотив. С Любой у вас простая интрижка, с этой второй серьезные планы на совместную жизнь. Люба узнала, оскорбилась и давай вас шантажировать: «Расскажу все твоей…» Как ее зовут, кстати?
– Да ничего такого не было! Я честно рассказал Жене, то есть, Евгении Пахомовой, что у меня завязались новые отношения, я люблю другую и хочу быть с ней. Женя все поняла. Хотя, конечно, для нее это был удар. Естественно, она давно ждала от меня предложения, любила, – какая-то смутная мысль забрезжила в голове Дмитрия и он попробовал ее развить. – Она ревновала, плакала, звонила, не оставляла попыток…
– Опишите мне, Пахомову.
– Невысокая, стройная брюнетка с короткой стрижкой.
– Это не она? – Коваленко выложил на стол фотографию, распечатанную с камеры видеонаблюдения, на которой была Женя. Она выходила из подъезда, широко шагала, обернулась и хмуро смотрела прямо в объектив.
– Да, это она… Откуда у вас? Это же подъезд дома на Краснопартизанском, – Дима вопросительно поднял глаза на следователя. – Как она там оказалась?
– Может быть, вы ей адрес сказали.
– Не говорил! Точно не говорил!
Догадка озарила его лицо:
– Она никак не могла узнать адрес Любы и случайно там оказаться тоже не могла. У нас с Женей общие знакомые, в том районе мы никого не знаем. Она могла меня выследить! Хотя это на нее не похоже, – все-таки засомневался Дима.
Но быстро справился со своими сомнениям и с озабоченным видом спросил:
– Вы думаете, что Женя могла уби… причинить вред Любе? Нет, это как-то неправдоподобно звучит, хотя чего только в жизни не бывает. Мне очень неприятно осознавать, что Евгения за мной следила. Опуститься до слежки…
Огурцов пытался изобразить разочарование, хмурил брови, но в его тоне читалось явное облегчение. Перед ним забрезжил свет в конце тоннеля и он со всех ног устремился к спасению:
– Конечно, такой девушке, как Женя тяжело свернуть человеку шею, но в состоянии аффекта может случиться всякое. Да! Если это сделала она, то только в состоянии аффекта, – оправдывая Женю, заключил он.
– Почему вы говорите о свернутой шее? Она была отравлена, – констатировал Коваленко, наблюдая за реакцией Огурцова.
– Как! А что ж вы мне голову морочите! У меня, между прочим, нервы не железные! Я потерял любимую женщину, а вы надо мной издеваетесь! Я в квартире Любы в день убийства вообще не был. Утром ушел, а ночевал у Жени.
– Ну, это подозрений с вас не снимает. Вы могли добавить яд ей в бутылку заранее, – это Коваленко говорил исключительно из вредности. Яд был только в том бокале, из которого пила жертва. Причем это был даже не яд, а комбинация двух безопасных в отдельности препаратов. Применять их вместе противопоказано – развивается острая сердечная недостаточность. Но и это соединение, растворенное в жидкости, в данном случае в вине, постепенно разлагается и теряет смертельные свойства. Все это позволило определить приблизительное время, когда яд был подмешан в вино и произошло это задолго до того как Огурцов вернулся к Голицинской домой. Но рассказывать это Огурцову Коваленко не хотел в интересах дела.
– Кстати, и статью за «неоказание помощи» никто не отменял.
– Вот, не надо на меня всех собак вешать, – с гонором ответил Дима. – Я прекрасно видел, что она мертва. Но все равно я пришел к Пахомовой и настоял, чтобы она вызвала «скорую» по адресу Любы. Сам я был в таком душевном состоянии, что плохо соображал, а вот Женя хладнокровно все восприняла. Получается, она передо мной вчера спектакль разыгрывала, видела как я страдаю и цинично изображала полное неведение! Даже выговаривала мне за то, что я «скорую» сразу не вызвал.