Старый поляк Станислав Калиновский в прошлом был «товарищем» главы города; с приходом немцев должности не потерял, разве что, называться стал Gehilfe des Bürgermeisters, то есть «помощником бургомистра». Занимался пан Калиновский исключительно обслуживанием немногочисленного управленческого аппарата ратуши. Одна из «толстых баб» была его дочерью, а вторая – женой. Отличались они друг от друга лишь тем, что у матери при внимательном рассмотрении вдруг замечалось несколько седых волосинок, впряденных в буйную, светлую шевелюру. По первому взгляду мать и дочь можно было принять даже за близнецов. Жена старика, Ирина Михайловна, была русской по происхождению, дочерью крупного помещика, бежавшего еще до революции с любовницей-полячкой в Бельгию. Семью он бросил на своего управляющего, пожилого поляка. Вскоре тот умер, а семьей и хозяйством занялся его родной брат Станислав. Дочь помещика Ирина подросла, и в 17-м году, в январе, брат управляющего, значительно старше ее, женился на ней. В октябре 18-го родилась Татьяна. Во время гражданской войны, году эдак в 20-м, семья переехала из дальних предместьев Лиды в сам город. В те годы жить в разоренном поместье было крайне опасно – неожиданные налеты, грабежи, погромы. В город приехали на двух скрипучих телегах, то есть со всем тем, что еще не было разграблено жестокими бандами насильников.
Станислава сразу определили на хозяйственную должность в ратушу. Там он до встречи с Павлом и служил верой и правдой всякой новой власти.
Старик хмуро посмотрел на Павла, беззвучно пошевелил губами, глядя на его погоны, еще немного потоптался на месте и, наконец, шумно выдохнув, выложил перед ним несколько толстенных амбарных книг и папок.
– Вот, уважаемый пан вахмистр, это есть дела ратуши. Тут все в полном порядке, как велело начальство.
Павла странно кольнуло этим «вахмистр», но он вспомнив, что так как будто называли в Польше и даже в России унтер-офицеров кавалерии, артиллерии, казачьих войск и жандармов, усмехнулся. Он подумал, что хорошо хоть фельдфебелем не назвали.
– Какое начальство? – нахмурившись, в свою очередь, спросил Тарасов.
– Przebaczcie mnie, пан вахмистр.
– Что!
– Простите. Ja bardzo źle mówię по-русски, пан вахмистр.
– Мой муж имеет в виду, что нам безразлична, какая власть, – вдруг услышал Павел за спиной грудной женский голос, – И еще он плохо говорит по-русски. Он очень просит прощения, пан вахмистр.
Павел резко обернулся – перед ним стояла высокая полная блондинка с серьезным и важным лицом. Она вдруг куртуазно присела в легком книксене и отрекомендовалась:
– Панна Ирина Калиновская, супруга пана Станислава Калиновского. Я тоже тут работаю, с нами еще наша дочь Таня. Мой супруг положил перед вами все дела по ратуше. Тут фуражные и канцелярские отчеты. Пожалуйста, посмотрите.
Павел подумал, что дамочка совсем не похожа на испуганную бабу, о чем говорил Свирников. Он небрежно приоткрыл один из гроссбухов и тут же решительно захлопнул его.
– Мне этого не требуется…, э-э-э пани Калиновская. То есть…гражданка Калиновская. Я – временный… Своих дожидаюсь. Если бы не ранение…, я бы уже в Гродно был.
– В Гродно немцы, – спокойно констатировала пани Калиновская и прямо, с вызовом, посмотрела Павлу в глаза. Он вздрогнул, потому что в голубых глазах полной блондинки было нечто иное, чем просто уточнение состояния дел на ближайшем фронте.
Павел вдруг покрылся густой краской и тут же отвернулся к окну. Все молча стояли, не двигаясь. Наконец, Павел обернулся – пани Калиновская по-прежнему не спускала с него своих крупных голубых глаза. Теперь в них уже бесстыдно посверкивало многообещающее кокетство. Поляк, видимо, тоже заметил это и понимающе усмехнулся в седые усишки.
– Если позволите, пан вахмистр, – проговорила, наконец, пани Калиновская, рассыпав неловкую тишину нежным грудным голоском, – Я покажу вам хозяйство. Отпустите, бога ради, моего бедного мужа…, он занемог… Столько волнений сегодня! И эта ваша лихая атака! Конники, офицеры, сабли…или, как это, …шашки! Мы такого еще с гражданской войны не видели.
– Хорошо, пусть идет, – осипшим голосом ответил Павел.
Ирина подошла к старику и что-то шепнула ему прямо в большое, бледное, вялое ухо. Старик хотел было возразить, но она крепко обхватила полной рукой его тонкую, старческую кисть и уже со сжатыми зубами еще что-то яростно добавила. Старик немного побледнел и обреченно закивал.
Пан Калиновский беспомощно раскланялся, взял в руки шапочку со стола, и, пригнувшись, скользнул в дверь приемной. Ирина милостиво улыбнулась Павлу, и он вновь почувствовал волнение, попытался опять отвернуться, но она властно удерживала в своем нежно-голубом капкане его взгляд.
– Вот там, за дверью, пан вахмистр, кабинет бургомистра, а теперь, как я понимаю, ваш.
Она показала пальцем, не глядя в ту сторону, еще на одну двойную дверь, рядом с камином, щедро украшенным лепниной.
– Я уже сказал…, гражданка Калиновская…, мне бы только дождаться своих. Я ведь ничего не понимаю в таком деле. Я солдат…
Калиновская подошла к нему и нежно подхватила под локоть.