Тихий солдат

Павел подумал тогда, что тыл живет все той же жизнью, что и раньше: шумной, бездумной, по-своему опасной (какой может быть лишь городская опасность, а не боевая!) и приятной одновременно. Он сам никогда не бывал в ресторанах и как там люди бузят не представлял себе. Попади он в такой ресторан, то сгорел бы от стыда, что на него все смотрят и что надо уметь за столом культурно сидеть, а он и не знает, как. Там, конечно, много замечательных женщин и шикарных мужчин, с деньгами, с важными лицами, богатых, удачливых.

Вот, мечтал Павел, закончится война, он накопит немного денег, купит пиджак, серый в искорку, штаны синие, из офицерской ткани, черные штиблеты, возьмет под ручку Машу, и они важно пойдут в Столешников переулок, в самый дорогой ресторан, который непременно с хрусталем, с водкой в графинах (это он от многих слышал, что в ресторанах водку только из графинов пьют, а не из бутылок), с белым хлебом, с икрой, с черной и с красной, и с крахмальными салфетками. Он купит Маше бутылку сладкого вина, фрукты, шоколад и мороженое. А еще всенепременно – цветы! Белые, красные, желтые – всех цветов, чтобы как надувные шарики. Он ни за что не будет там много «бузить», но для порядка непременно какому-нибудь наглому тыловику или спекулянту из-под стола покажет кулак. Пусть знают, с кем тут сидит его Маша! И кто он сам такой! Ведь в ресторане так и положено – чтобы уважали. А для чего еще туда ходят люди? Ну, еще поесть, и выпить, и мороженое чтоб было… Всё, как у людей! Эх дожить бы! Уцелеть как-нибудь…

То свое приключение в Лиде с коварной Ириной он постарался выкинуть из головы, но каждый раз, когда представлял себе стол в ресторане, с ослепительно белой скатертью, с серебристой водкой в графине, то перед ним выплывала в памяти салатница с желтым гусиным паштетом и нашпигованными яйцами. И еще иногда вместо Маши напротив него, в мыслях, оказывалась Ира, либо Маша начинала очень ее напоминать. Это сильно беспокоило Павла, будоражило сознание, путало не на шутку.

«Вот, что значит, оккупация! – злясь на себя, думал Тарасов, – Вот, что значит предатели! Прямо железной хваткой за глотку могут ухватить! Дышать не дают! Ну, кой черт мне ее гусиные паштеты с яйцами!»

1945-й год начался беспрерывным продвижением на запад. Немцы сопротивлялись отчаянно, гибли целыми ротами и полками, а наши потери заметно сократились. Самыми стойкими были черношкурые эсесовские части, полные упрямых бойцов.

Ведение в их тылах разведки было очень затруднительно: дивизии и отдельные штурмовые группы СС были обеспечены собственной контрразведкой, выращенной в их же необыкновенно агрессивной среде, и любые попытки проникнуть в тылы заканчивались провалом.

Это нервировало командование, что сказывалось на отношении к разведчикам: вы, дескать, ни на что не способны, вам только с окопными частями воевать, а тут, как только попадается зубастый зверь, так вы сразу лапки кверху и в кусты.

Капитан Вербицкий бесился так, что за зиму стал весь серым, морщинистым и худым. Это при его-то росте и природной фигуре, как с восхищением выражался Солопов! Капитан был дважды легко ранен, но даже не обращал внимание на мокнувшие бинты, на кровь, на головную боль (пуля чиркнула по макушке, сорвав волосяной покров, кожу и отбив осколок от черепа), на жалобы личного состава о том, что недосыпают, сильно устают. Рота потеряла на заданиях треть опытнейших разведчиков. Те, кто не возвращались, как правило заносились в списки без вести пропавших, но все понимали, что они, скорее всего, убиты. В плен фронтовой разведчик сдаться не имел права, это было равносильно предательству. Поэтому в разведке более всего боялись ранения, вследствие которого разведчик может оказаться в бессознательном состоянии. Было негласное правило: если не можешь вынести из боя или из чужого тыла своего, окажи ему последнюю помощь – убей его. Если он сам в состоянии уйти

из этого мира, то не мешай, не перехватывай его руки. И не оставляй следов, а ведь обычная могила как раз и была самым заметным следом. Поэтому тела закапывали без холмиков и положенных примет, и забывали, где. При них не было документов или наград и даже оружия.

Роту пополняли за счет разведчиков 1-го Белорусского фронта, чуть позже, в начале апреля сорок пятого, попавшего под переформирование.

Павел много раз отправлялся в тылы в составе разведгрупп и всегда возвращался невредимым, да еще с уловом – то гауптштурмфюрера СС притащат его люди, то штрурмбаннфюрера, а один раз даже целых двух подвыпивших штандартенфюреров СС и сопровождавших их обер-шарфюреров. Приходилось учить знаки различия и соответствия эсесовских званий званиям вермахта и советским военным чинам.